Возникновение партии эсеровЗевелева.М.,1994. 3. История России. 1861-1917. М.,1996. 4.Политическая история: Россия – СССР – Российская Федерация. В 2 кн. М.,1996. Партия социалистов-революционеров занимала одно из ведущих мест в системе российских политических партий. Она была наиболее многочисленной и самой влиятельной немарксистской социалистической партией. Ее судьба была более драматичной, чем судьба других партий. Триумфом и трагедией для эсеров стал 1917г. В короткий срок после Февральской революции партия превратилась в крупнейшую политическую силу, достигла по своей численности миллионного рубежа, приобрела господствующее положение в местных органах самоуправления и большинстве общественных организаций, победила на выборах в Учредительное собрание. Ее представителям принадлежал ряд ключевых постов в правительстве. Привлекательными были ее идеи демократического социализма и мирного перехода к нему. Однако, несмотря на все это, эсеры оказались неспособными противостоять захвату власти большевиками и организовать успешную борьбу против их диктаторского режима. ВОЗНИКНОВЕНИЕ ПАРТИИ ЭСЕРОВ Период формирования партии социалистов-революционеров был довольно длительным. Ее учредительный съезд, утвердивший программу и уетав, состоялся на рубеже 1905—1906 гг., а первые организации под таким названием стали появляться еще в середине 90-х годоя XIX в. В 1894 г, в Берне (Швейцария) заявил о себе «Союз русских социалистов-революционеров». В 1895—1896 гг. возникли группа эсеров в Киеве и «Союз социалистов-революционеров» в Саратове. Новое название принимали, как правило, революционные элементы, прежде именовавшие себя народовольцами. В условиях смены этапов в российском освободительном движении, перехода приоритета в нем от разночинцев к пролетариату, популярность народовольчества, ориентировавшегося преимущественно на террористическую борьбу одиночек и заговоры интеллигентских организаций, быстро таяла. Все менее привлекательным становилось и само название “народоволец”. При таких обстоятельствах и обратились революционные народнические элементы к названию «социалист-революционер». Новым названием они, во-первых, хотели дистанцировать себя, с одной стороны, от народовольцев и либеральных народников с их теориями «малых дел», а с другой — от социал-демократов, которые, по их мнению, в своем увлечении пролетариатом забывали о крестьянстве и якобы игнорировали политическую борьбу, являлись в своей сущности не революционерами, а эволюционистами-Во-вторых, они были намерены продолжать традиции революционного народничества 70-х годов, для которого исходной посылкой была идей массового революционного движения и социальной народной революции. В то же время название «социалист-революционер» было общим для всех направлений, течений и организаций революционного народничества.Во второй половине 90-х годов возник ряд новых эсеровских организаций (в Воронеже, Петербурге, Пензе, Полтаве и др.) предпринимались попытки их объединения. Эту цель в частности, преследовали съезды представителей эсеровских организаций в Воронеже (август 1897 г.), в Полтаве (ноябрь 1897 г.) и в Киеве (август 1898 г.). За разработку теории эсеров взялся Виктор Михайлович Чернов (1873—1952). Внук крепостного крестьянина и сын уездного казначея, получившего личное дворянство, он родился в г. Новоузенске Самарской губернии, в 1894 г., будучи студентом юридического факультета Московского университета» он был арестован по делу народоправцев. После полутора лет тюремного заключения отбывал ссылку сначала на родине, затем в г. Тамбове. При его содействии в Тамбовской губернии были созданы первые в России революционные крестьянские братства. Благодаря его усилиям за границей в 1900 г. образовалась Аграрно-социалистическая лига для оказания помощи революционной работе в деревне. И в конце 1901 г. он вошел в партию социалистов-революционеров, являлся ее главным теоретиком, входил в редакции всех центральных печатных органов партии; член ЦК партии. С мая по сентябрь 1917 г. Чернов—министр замледелия во Временном правительстве, затем председатель Учредительного собрания. В сентябре 1920 г. нелегально выехал из России. Умер в Нью-Йорке. В. М. Чернов в своей деятельности опирался не только на новейшую западную литературу по крестьянскому вопросу, труды народнических экономистов-классиков — В. П. Воронцова (В. В.) и Н. Ф. Даниельсона, но и на исследования молодых народников-экономистов (А. В. Пешехонова, П. А. Вихляева, К. Р. Ко-чаровского, Н. Н. Черненкова). В 90-х годах они внимательно изучали деревню и приходили к выводам о том, что крестьянство в большей степени тяготеет не к классовому расслоению, а к стабилизации и что этой тенденции будет благоприятствовать уравнительное распределение и пользование землей. Переломным в истории эсеровского движения стал рубеж двух ве~ кой. 'Напряжение в обществе в связи с разразившимся промышленным кризисом, голодом 1901 г., ростом рабочих и студенческих выступлений» усилением правительственных репрессий возросло настолько, что патриарх народничества Н. К. Михайловский, переживавший уже не первую подобную ситуацию, пророчествовал о возрождении террора. В реаолюционное среде начинает расти внимание к эсерам. Их ряды пополняются лицами, сыгравшими впоследствии видную роль в истории! партии. Это уже отбывшие каторгу народовольцы М. Р. Гоц, О. С. Атинор, а также целая плеяда студенческой молодежи — Н. Д. Авксентьев, А. Р. Гоц, В. М. Зензинов, II. И. Фондаминский,— вынуждая продолжать свое образование за границей. Оставляет куль-турно-просветительекую деятельность и переходит на нелегальное положение создатель Боевой организации эсеров и один из основателей партии Г. А. Гершуни. Появляются печатные органы: в эмиграции — ежемесячная газета «Накануне» (1899г., Лондон), журнал «Вестник русской революции» (1901 г., Париж). В начале 1901 г. вышел первый номер газеты «Революционная Россия». В масштабах отдельных регионов начинает набирать силу объединительная тенденция. В 1899 г. образовалась Рабочая партия политического освобождения России (РППОР) с центральной организацией в Минске и группами, кружками и отдельными сторонниками в городах Двинске, Белостоке, Бердичеве, Житомире, Ека-теринославе и Петербурге. Партия была образована Л. М. Клячко (Родионовой) при содействии Е. К. Брешковской и Г. А. Гершуни. В программной брошюре партии — «Свобода» — утверждалось, что только систематический террор принесет политическое освобождение России, заниматься которым должна специальная боевая организация. Численность, влияние и практическая деятельность РППОР далеко не соответствовали ее претенциозному названию. Наиболее политически значительными делами партии стало издание и распространение в Минске, Киеве, Одессе и Петербурге в 1900 г. первомайской прокламации с призывом к политической борьбе с помощью террора, а также организация мастерской по изготовлению ручных печатных станков. Весенними арестами в том же году, которым подверглись около 60 человек, партия почти полностью была ликвидирована. Расширил границы своей деятельности «Союз социалистов-революционеров». Еще в 1897 г. он перенес свое основное место пребывания из Саратова в Москву. Группы его сторонников были в Петербурге, Ярославле, Томске и ряде других мест. В конце лета 1900 г. заявила о себе изданием «Манифеста» Партия социалистов-революционеров, созданная южными организациями эсеров. «Манифест» был первым программным документом, исходившим от объединенных организаций эсеров, и первой попыткой изложить программу, не придерживаясь трафарета программы «Народной воли». «Манифест» отразил состояние растерянности и неопределенности эсеровской мысли в вопросах теории, программы и тактики. Сказывалось сильное влияние марксизма. Недаром социал-демократическая «Искра» находила, что, за исключением положений о значении общины и других ассоциаций, «весь остальной «Манифест» представляет собою изложение принципов русской социал-демократии», и приглашал' лиц, разделявших его взгляды, соединяться с социал-демократами. Вместе с тем «Манифест» не устраивал своим умолчанием о терроре экстремистски настроенные круги эсеров — сторонников РППОР и «Союза социалистов-революционеров». В целом же южная партия социалистов-революционеров была организацией скорее символической, нежели реальной. Ее «крестная мать» Е. К. Брешковская признавала, что «Манифест» был составлен «слабо», но с выпуском его «пришлось поспешить»: это надо было для того, чтобы сторонники партии «стали быстрее примыкать к ее организациям». С появлением «Манифеста» такие эсеровские организации, как киевская и харьковская, стали именовать себя комитетами партии. Однако у партии не было ни руководящего центра, ни печатного органа. Помимо «Манифеста», под грифом партии были выпущены брошюра для крестьян «19 февраля» и первомайская прокламация. Осенью 1901 г. с целью доставки литературы из-за границы киевской и саратовской организациями партии была создана Комиссия для сношений с заграницей в составе Е. К. Брешковской, Г. А. Гершуни и П. П. Крафта. Объединительная тенденция намечалась и в эсеровской эмиграции. Представители ее различных течений сотрудничали в газете «Накануне» и журнале «Вестник русской революции»; но наиболее реальным ее воплощением стала «Аграрно-социалистическая лига», основанная в 1900 г. в Париже. Инициатором создания Лиги и автором ее программной статьи «Очередной вопрос революционного дела» был В. М. Чернов. Лига ставила своей главной задачей привлечь внимание революционной интеллигенции к работе в деревне и помочь ей в этом изданием пропагандистской литературы. Это конкретное дело объединило в Лиге представителей различных народнических эмигрантских организаций: «Фонда вольной русской прессы» (народники-семидесятники Е. Е. Лазарев, Ф. В. Волховский, Л. Э. Шишко, Н. В. Чайковский); группы старых народовольцев (И. А. Ру-банович); «Союза русских социалистов-революционеров» (X. О. Житловский, М. А. Розенбаум, В. М. Чернов и др.); журнала «Вестник русской революции» М. Р. Гоц) и газеты «Накануне» О. А. Серебряков). Лига заявляла себя открытой и для представителей других революционных направлений, признававших необходимость революционной и социалистической работы в деревне. У нее была договоренность с редакцией «Искры» о распространении ею изданий Лиги. В это же время в эсеровской среде начинает настойчиво звучать призыв к объединению в одну всероссийскую партию. Это вызывалось стремлением не только усилить эффективность борьбы с самодержавием, но и не отстать от своих политических конкурентов — социал-демократов. Однако степень зрелости эсеровского направления была еще весьма недостаточной для реального воплощения я жизнь мечты об объединении: местные организации были малочисленными и слабыми по своему политическому влиянию. Мешали объединению и разногласия по целому ряду теоретических, программных и тактических вопросов, в частности о масштабе и темпах политических преобразований, о роли и значении различных классов в этих преобразованиях, о формах, методах и средствах борьбы, особенно о терроре. Не было единства и по вопросу о том, каким путем и на каких принципах должна создаваться партия. Представители РППОР и Южной партии считали предпочтительным федеративный принцип, мотивируя это тем, что в условиях конспирации трудно создать центр из «достойных людей», а гибель партийного центра, как показал опыт «Народной воли», непременно приведет к гибели всего дела. Иной была точка зрения руководства «Союза социалистов-революционеров». Программный документ Союза был составлен еще в 1896 г., распространялся в гектографированном виде. Только в 1900 г. он был отпечатан за границей «Союзом русских социалистов-революционеров» в виде брошюры под названием «Наши задачи». В основе этого программного документа лежала откорректированная программа Исполнительного комитета «Народной воли». Так, в программе Союза отсутствовали бланкистская идея захвата власти и требование созыва Учредительного собрания. В то же время была предпринята попытка наметить программу-минимум. Главная роль в пропаганде идей социализма и в борьбе с абсолютизмом отводилась социально-революционной партии, использующей систематический террор против «наиболее вредных и влиятельных» правительственных лиц. Союз представлял собой малочисленную, интеллигентскую по своему составу, глубоко законспирированную организацию, изредка проявлявшую себя изданием какой-либо брошюры или прокламации. Поддерживая идею объединения эсеровских сил в единую всероссийскую партию, представители Союза в вопросе о принципе ее построения были не «федералистами», а «централистами». Они считали, что партия должна вырасти вокруг общего дела, каким может быть прежде всего издание газеты. К этому Союз и направил свои основные усилия. Ему удалось выпустить два номера газеты «Революционная Россия». «Чувствуя почву под ногами,— вспоминал А. А. Аргунов,— мы приступили к более тесному организационному сближению с «южной» партией и заграницей, и начаты были переговоры, чтобы упразднить наш Союз и сделать «Рев. Рос.» органом партии с.-р.». Однако эти переговоры не были завершены, так как в сентябре 1901 г. жандармы разгромили типографию Союза в Томске, печатавшую третий номер «Революционной России». Этим актом было разрушено главное дело, на которое делало ставку руководство Союза в решении проблемы создания партии. Угроза ареста нависла над всеми остальными членами Союза. В этот трудный для Союза период в его состав был принят провокатор Е. Ф. Азеф. Еще в начале 90-х годов, будучи студентом политехникума, в г. Карлсруэ в Германии, он предложил свои услуги Департаменту полиции. Сблизившись с «Союзом русских социалистов-революционеров», ставшим с 1898 г. представителем «Союза социалистов-революционеров» за границей, и заручившись рекомендацией от заграничных эсеров, он в 1899 г. прибыл в Россию и поступил в распоряжение начальника Московского охранного отделения С. В. Зубатова. Азеф оказывал мелкие услуги «Союзу социалистов-революционеров» по организации типографии в Томске, но при этом дал возможность охранке выяснить ее местонахождение. С провалом типографии Азеф стал настойчиво советовать лидерам Союза перебраться за границу и там возобновить издание газеты. Азеф добился своего. За границу выехала сначала одна из руководителей Союза М. Ф. Селюк , а затем и сам Азеф. В декабре 1901 г. в Берлине они случайно встретились с Г. А. Гернуши и в результате ряда совместных бесед пришли к соглашению об объединении южных эмеров и Союза в единую партию социалистов-революционеров. Сообщение об этом соглашении опявилось в третьем номере ”Революционной России”, вышедшем за границей в январе 1902 г. Сама газета и журнал “Вестник русской революции” объявлялись органами партии. Выражалось согласие с основными положениями программы журнала , народовольческими по своему характеру и существенно расходившимися со взглядами как членов Союза, так и южных эсеров. Появление названного сообщения принято считать датой образования щргии эсеров. На наш взгляд, подобное утверждение требует уточнения. Образование партии было лишь декларировано. У партии пока не было ни устава, ни четкой одобренной всеми эсерами программы, ни руководящего органа. Не существовало и фундамента -— правильно функционировавших, достаточно влиятельных местных организаций. Более того, «Союз социалистов-революционеров», вследствие арестов его членов в начале декабря 1901 г., после отбытия Азефа за границу, фактически прекратил свое существование. Соглашением был создан лишь идейный центр партии и положено начало процессу ее формирования. Главную идейную и организационную роль в этом процессе играла газета «Революционная Россия». Г. А. Гершуни, вернувшийся из-за границы, объехал существовавшие в то время эсеровские организации, информировал о состоявшемся соглашении и добился от них заявления о формальном присоединении к партии. Летом 1902 г. к ней присоединились остатки РППОР, а в декабре о своем вхождении в партию заявила киевская группа «Рабочего знамени». В итоге все эсеровские организации были собраны воедино. В условиях революционной ситуации начала 900-х годов популярность эсеров ширилась, росли их численность и количество местных партийных организаций. Если к моменту достижения соглашения об объединении было всего лишь около десятка таких организаций, то к началу 1905 г. было уже свыше сорока комитетов и групп. Наиболее крупными и влиятельными были организации на юге и юго-западе: киевская, екатеринославская, одесская и харьковская. Функции российского центра партии до конца 1902 г. исполнялись саратовской организацией. Столичные организации — петербургская и московская — стали серьезно заявлять о себе лишь непосредственно перед революцией 1905—1907 гг. I Центральные же российские губернии в предреволюционный 'период эсеровским влиянием были затронуты весьма слабо. ЧИСЛЕННОСТЬ, СОСТАВ, ОРГАНИЗАЦИОННАЯ СТРУКТУРА В НАЧАЛЕ 900-Х ГОДОВ Если судить о численности эсеровской партии в период ее подпольного существования довольно сложно, так как состав ее организаций был весьма текучим, не было четких критериев членства, к тому же по конспиративным соображениям члены партии не регистрировались. По нашим подсчетам, основанным на данных полицейских документов, за десятилетие, предшествовавшее первой российской революции, к эсеровскому движению были причастны около 2—2,5 тыс. человек. По социальному составу оно в этот период было преимущественно интеллигентским: доля интеллигенции составляла в нем более 70%, в том числе учащихся — около 30, удельный вес рабочих составлял 26, а крестьян — чуть более 1,5%. Партия была неоднородной в возрастном отношении и по стажу участия ее членов в революционном движении. iB ней явственно наблюдались два слоя: с одной стороны, «старики» — революционные народники 70—80-х годов; с другой — молодежь, вступившая в революционное движение в начале 900-х годов, 1 — Любопытно и следующее. Эсеров отличало от других течений не только мировоззрение, но в какой-то мере даже склад ума, психология. Марксизм, как правило, притягивал натуры рассудочные, уравновешенные, не склонные к бурным проявлениям чувств; а народничество (особенно его экстремистское крыло) объединяло людей более эмоциональных, постоянно испытывавших духовную и нравственную неудовлетворенность. •— Известно, что эффективность партии как политической силы в условиях авторитарно-полицейского режима в немалой степени определялась степенью ее организованности. Что же представляли в этом отношении эсеры? [Сравнивая свою партию с большевистской, В. М. Чернов отмечал, что они были «как бы двумя крайними полюсами», что эсеры «грешили» более в сторону «организационного нигилизма и свободы от форм, граничащей с организационной расхлябанностью». Эта «ахиллесова пята» эсеров довольно отчетливо заявила о себе уже на стадии их формирования в партию. Характерно, что в сообщении о возникновении партии вопрос, о ее организационной структуре вообще не был затронут. Видный деятель партии Е.С. Нечетный), совершивший поездку по России в 1902 г., не нашел никакой организации, похожей на партию, на местах он обнаружил «просто группы работавших людей». Подобную же картину он наблюдал и в 1903—1904 гг. Местные организации, комитеты и группы, составлявшие основу партии, формировались по территориальному принципу. В сложившейся организации, как правило, имелись союз пропагандистов» агитаторская сходка и технические группы (типографская и транспортная), занимавшиеся изданием, хранением и распространением литературы. Организации строились сверху вниз, т. е. вначале возникало «ядро» — комитет, а затем его члены создавали низшие подразделения. По мере роста партии вширь, возникновения новых функций, в ее организационной структуре появлялись новые компоненты. В апреле 1902 г. террористическим актом против министра внутренних дел Д. С. Сипягина заявила о себе Боевая организация (БО), к формированию которой Гершуни приступил еще осенью 1901 г. БО являлась самой законспирированной частью партии. В то время, когда во главе ее стоял Гершуни (до его ареста в мае 1903 г.) она была «рассеянной»: каждый из ее членов проживал отдельно, в своем регионе, ожидая, когда от главы организации придет вызов. Компактной, централизованной, с беспрекословной дисциплиной она стала при Азефе, он же полностью обновил и ее состав. Численность БО не была постоянной: при Гершуни в ней было не более 10—15 человек; в 1906 г. в нее входило около 25—30 человек. За всю историю существования БО (1901—1908) в ней работали свыше 80 человек. Организация была в партии на автономном положении, ЦК лишь давал ей задание на совершение очередного террористического акта и указывал желательный срок его исполнения. У БО были своя касса, явки, адреса, квартиры, ЦК не имел права вмешиваться в ее внутренние дела. Руководители БО Гершуни (1901—1903) и Азеф (1903— 1908) являлись организаторами партии эсеров и самыми влиятельными членами ее ЦК. В целях активизации и расширения партийной работы в деревне в 1902 г. был образован Крестьянский союз партии социалистов-революционеров. В мае 1903 г. было заявлено о создании «Союза народных учителей», в 1903—1904 гг. при ряде комитетов стали возникать «Рабочие союзы», которые объединяли членов комитета и примыкавших к нему лиц, занимавшихся революционной работой среди рабочих. Трудноразрешимой загадкой является вопрос о ЦК партии. Из-за скудности и противоречивости имеющихся сведений практически невозможно точно выяснить, когда и где он возник, каков был его состав. Вероятно, ЦК партии как такового первоначально не было. Центральные функции исполнялись, видимо, наиболее сильной местной организацией — такой была сначала саратовская, а после ее разгрома в конце 1902 г. екатеринославская, одесская и киевская. Заслуживает внимания мнение М. М. Мельникова, видного деятеля эсеровского движения того времени, считавшего, что ЦК «вылупился», причем «неожиданно», т. е. без согласования с рядом местных организаций, из упоминавшейся выше Комиссии по сношению с заграницей и состоял, в частности, первоначально из Брешковской, Гершуни и Крафта, исполнявших функции разъездных агентов. После арестов Крафта и Гершуни и переезда за границу Брешковской с весны 1903 г. по апрель 1904 г. весь российский эсеровский ЦК воплощался в Азефе, формально ставшем его членом, очевидно, после возвращения из-за границы летом 1902 г. Начиная с апреля 1904 г. он начал формировать новый ЦК, кооптируя в него, главным образом, эсеров, проживавших легально, и старых известных народников, возвратившихся из ссылки. Представителем российского центра за границей с момента возникновения партии был М. Р. Гоц. Характеризуя исключительную роль Гоца в партии в предреволюционный период, В. М. Чернов называл его «диктатором». Михаил Рафаилович Гоц (1866—1906), сын московского купца-миллионера, отбыл каторгу и ссылку за участие в народовольческом движении. Оказавшись в 1900 г. за границей, он стал одним из активнейших организаторов эсеровских сил. Департамент полиции считал его «самым опасным человеком» в партии, имея в виду не только его энергию, организаторские способности, но и то, что он «без счета» давал деньги на революцию, особенно охотно на террор. На его средства первоначально существовали «Вестник русской революции» и «Революционая Россия». Безграничным доверием Гоца пользовался Е. Ф. Азеф. Б. В. Савинков, вступивший в партию и ее Боевую организацию в 1903 г., отмечал, что в то время, по существу, только два члена ЦК, Гоц и Азеф, «распоряжались всей партией». В партии были очень слабыми вертикальные и горизонтальные связи: между местными организациями и центром, между отдельными местными организациями. На первом этапе объединение в эсеровской среде было не столько организационное, сколько идейное, осуществлявшееся газетой «Революционная Россия». ПРОГРАММА, ИДЕОЛОГИЯ, ТАКТИКА. УСТАВ Вопрос о программе начал обсуждаться в эсеровской среде еще летом 1902 г., а ее проект (четвертый вариант) был опубликован лишь в мае 1904 г. в № 46 «Революционной России». Проект с незначительными изменениями был утвержден в качестве программы партии на ее первом съезде в начале января 1906 г. Эта программа оставалась главным документом партии на протяжении всего ее существования. Основным автором программы был главный теоретик партии В. М. Чернов. Эсеры являлись прямыми наследниками старого народничества, сущность которого составляла идея о возможности перехода России к социализму некапиталистическим путем. Однако в народническую доктрину об особом пути России к социализму эсеры внесли существенные коррективы, обусловленные теми изменениями, которые произошли как в России, так и в мировом социалистическом движении к началу XX в. Отвергнув марксистский принцип материалистического монизма, считавший уровень развития производительных сил за «первопричину», «конечный счет» всех других общественных явлений, авторы программы придерживались при ее составлении метода эмпириокритицизма, сводившегося к выявлению взаимозависимости и функциональных связей между всей совокупностью фактов и явлений. В эсеровской программе можно выделить четыре основных блока. Первый из них посвящен анализу тогдашнего капитализма; второй — противостоящему ему международному социалистическому движению; в третьем — давалась характеристика своеобразных условий развития социалистического движения в России; в четвертом — обосновывалась конкретная программа этого движения с последовательным изложением пунктов, затрагивавших каждую сферу общественной жизни: государственно-правовую, хозяйственно-экономическую и культурную. При анализе капитализма особое внимание обращалось на соотношение его отрицательных (разрушительных) и положительных (созидательных) сторон. Этот пункт был одним из центральных в эсеровской экономической доктрине. Отрицательные стороны связывались с функцией «собственно капиталистической формы эксплуатации производительных сил», а положительные — с функцией «самого содержания», т. е. с ростом самих производительных сил. Соотношение этих сторон считалось более благоприятным в области индустрии и в индустриально развитых странах и менее благоприятным — в земледелии и в аграрных странах. Согласно этой теории, чем благоприятнее было названное соотношение, тем более творческую, созидательную роль играет капитализм, тем активнее он обобществляет производство, подготавливает материальные предпосылки для будущего социалистического строя, содействует развитию и объединению промышленного пролетариата. Российский капитализм, по мнению эсеров, характеризовался наименее благоприятным соотношением «между творческими, исторически прогрессивными и темными, хищнически-разрушительными тенденциями». В российской деревне разрушительная роль капитализма считалась преобладающей. Как нетрудно заметить, старонародническая догма о регрессивности капитализма в России в итоге не отрицалась, а лишь корректировалась, ее применимость сужалась областью земледелия. И группировка социальных сил в стране определилась, как считали эсеры, неблагоприятным соотношением положительных и отрицательных сторон капитализма, существованием самодержавно-полицейского режима, сохранением патриархальности. В отличие от социал-демократов эсеры видели в этой группировке не три, а два лагеря. Один из них, под эгидой самодержавия, объединял дворянство, буржуазию и высшую бюрократию, другой — промышленный пролетариат, трудовое крестьянство и интеллигенцию. Дворянско-землевладельческий класс определялся как первая и главная опора русского самодержавия. Он сохранял за собой все былые привилегии первенствующего сословия, за исключением права владеть живыми душами. Тем не менее в пореформенный период почва постоянно ускользала из-под его ног. Он терял свое основное богатство — землю, уменьшалась его численность, падала, его роль в экономике, культуре, идейной жизни общества. Лучшие, более или менее прогрессивно настроенные его представители уходили из этого класса» В его среде приобретали все больший политический вес крайне реакционные элементы, так называемые «зубры». Дворянско-земле-владельческий класс все более превращался в «почетных государственных нахлебников и приживальцев», становился объектом презрения и ненависти общественных сил, стремившихся к переменам. Чувствуя свою историческую обреченность, он все теснее льнул к деспотической власти, поддерживал и вдохновлял ее реакционную политику. Принадлежность к вышеназванному, первому, лагерю буржуазии, ее консервативность эсеры объясняли прежде всего ее сравнительной исторической молодостью, политической незрелостью и особенностями происхождения. В Европе абсолютизм был во многом обязан буржуазии своей победой над феодализмом; в России же, наоборот, буржуазия всем была обязана абсолютизму: ни в одной стране, кроме России, правительственная политика «фабрикации фабрикантов» не достигала столь большого размаха. Буржуазия была поистине баловнем власти. Ей предоставлялись различные привилегии: субсидии, пособия, вывозные премии, гарантии доходности, казенные заказы, покровительственные пошлины и т. д. С самого своего зарождения российская буржуазия отличалась чрезмерной концентрированностью, что служило основой для появления у нее олигархических тенденций, вело к обособлению ее в особый, замкнутый, оторванный даже от мелкой бужуазии социальный слой. Синдицирование промышленности, пришедшее вместе с иностранным капиталом, укрепило связи организаций буржуазии с правительством. На экспертизу и заключение этих организаций нередко передавались правительственные законодательные предположения. Таким образом, у торгово-промышленной верхушки было некоторое подобие своей «неписаной конституции», которая в экономическом плане была даже выгоднее, чем конституция для всех. Этими обстоятельствами во многом объяснялся аполитизм этого слоя, стремление не конфликтовать с правящим режимом. Сказывалось и то, что внутренний рынок был сравнительно узким. На внешнем рынке российский капитал не мог свободно конкурировать с капиталом развитых стран. На новых территориях он мог чувствовать себя спокойно лишь тогда, когда они оказывались в составе Российского государства, под защитой его высоких таможенны пошлин. Империалистические же аппетиты российской буржуазии могли быть осуществлены только военной мощью самодержавия. Консервативность русской буржуазии определялась и тем, что очень активно вел себя пролетариат, выступавший к тому же с самого начала под социалистическим знаменем.Опорой самодержавия, его непосредственным воплощением являлась высшая бюрократия. Она не была чуждой ни для дворянства, ни для буржуазии. Ее элитарный слой сливался с земельной аристократией. Буржуазия, хорошо понимая значение «личной унии», широко привлекала в правление своих предприятий, особенно крупных, акционерных, титулованных лиц, занимавших высокие посты в бюрократической верхушке. При таком раскладе сил, учитывая инертность и инфантильность, преобладавшие в среде дворянства и буржуазии, роль опекуна-диктатора играло самодержавие. Для эсеров основным принципом деления общества на классы являлось не отношение к собственности, а источник дохода. В итоге в одном лагере оказывались те классы, для которых таким источником служила эксплуатация чужого труда, а в другом — классы, живущие своим трудом. К последним относились пролетариат, трудовое крестьянство и трудовая интеллигенция. Крестьянство являлось предметом особого внимания эсеровской теории и практики, так как по своей численности и экономическому значению оно было, по мнению эсеров, «немного не всем», в то время как по своему правовому и политическому положению — «чистым ничем». «Все его отношения с внешним миром,— считал Чернов,— были окрашены в один цвет — данничества». Впрочем, положение крестьянства было действительно настолько тяжелым, что признавалось всеми. Эсеровская оригинальность заключалась не в оценке положения крестьянства, а прежде всего в том, что эсеры в отличие от марксистов не признавали крестьянские трудовые хозяйства мелкобуржуазными; эсеры не разделяли догму, что крестьянство может прийти к социализму только через чистилище капитализма, через дифференциацию на буржуазию и пролетариаты. Эсеры унаследовали в своей теории положения классиков народнической экономической теории об устойчивости крестьянских хозяйств, об их способности противостоять конкуренции со стороны крупных хозяйств. Эти постулаты и являлись исходными в эсеровской теории некапиталистической эволюции трудового крестьянства к социализму. Упрощенным является распространенное в марксистской литературе мнение о том, что якобы эсеры, подобно старым народникам, считали крестьян социалистами по природе. В действительности эсеры лишь признавали, что «общинно-кооперативный мир деревни вырабатывал в ней своеобразное трудовое правосознание, легко смыкающееся с идущей от передовой интеллигенции проповедью аграрного социализма». На этом представлении основывался пункт эсеровской программы о необходимости пропаганды социализма не только среди пролетариата, но и крестьянства. Каким же виделся эсерам российский пролетариат? Они прежде всего отмечали, что но сравнению с голью и нищетой деревни городские рабочие жили лучше, но их уровень жизни был гораздо ниже, чем западноевропейского пролетариата. Российские рабочие не имели гражданских и политических прав; отсутствовали и законы, предусматривавшие улучшение их положения. В связи с этим любые выступления экономического характера приводили, как правило, к столкновению с властями, перерастали в политические. Поскольку у рабочих не было легальных профессиональных организаций, руководство выступлениями рабочих осуществляли, как правило, нелегальные партийные организации. Эсеры признавали, что своей численностью пролетариат уступал трудовому крестьянству, но превосходил его своей концентрированностью в культурных и политических центрах страны, что он был «наиболее подвижным, активным и агрессивным общественным классом», постоянной и самой серьезной опасностью для правившего режима. Эсеры особо подчеркивали связь русских рабочих с деревней, однако эту связь они оценивали иначе, чем марксисты. Эсеры не видели в ней препятствия, которое мешало бы формированию у пролетариата истинного социалистического сознания. Наоборот, такую связь они оценивали положительно, видя в ней одну из основ классового «рабоче-крестьянского единства». Помочь пролетариату и трудовому крестьянству осознать себя единым рабочим классом, увидеть в этом единстве залог своего освобождения должна была интеллигенция. Интеллигенцией эсеры считали социальную группу, занимавшуюся творческим трудом по производству духовных ценностей и передачей их другим. Непременными атрибутами такого труда являются самостоятельность, инициативность и свобода. Так как самодержавно-бюрократический режим из-за постоянного стремления к регламентации, централизации и подавлению любых проявлений творчества был органически несовместим с нормальной жизнью интеллигенции, то она не могла не находиться в перманентном конфликте с этим режимом. По эсеровским представлениям, интеллигенция была самостоятельной социальной категорией; она склоняется в сторону того класса, который более всего выражает интересы общественного развития. Интеллигенция, способная подняться над сегодняшним днем, в состоянии определить будущее класса, она организует его и руководит его повседневным поведением во имя этого будущего. Русскую интеллигенцию, эсеры считали антужуазной. Поскольку в российском капитализме разрушительные тенденции преобладали над созидательными и буржуазия в связи с этим была несостоятельна в духовной сфере, ничтожно значимой в области политики и морали, ей нечем было привлечь к себе интеллигенцию; негативными же своими качествами она настраивала интеллигенцию против себя, побуждала ее обращаться к социализму и трудовым классам — пролетариату и крестьянству. В социализме, в экспроприации капиталистической собственности и реорганизации производства и всего общественного строя на социалистических началах при полной победе рабочего класса, организованного в социально-революционную партию,— вот в чем эсеры видели свою конечную цель. Какова же была эсеровская модель социализма? Эсеры были сторонниками демократического социализма, т. е. хозяйственной и политической демократии, которая должна была выражаться «через представительство организованных производителей (профсоюзы), организованных потребителей (кооперативные союзы) и организованных граждан (демократическое государство в лице парламента и органов самоуправления)». (Оригинальность эсеровского социализма заключалась в теории социализации земледелия. Эта теория составляла национальную особенность эсеровского демократического социализма и являлась вкладом в сокровищницу мировой социалистической мысли. Исходная идея этой теории заключалась в том, что социализм в России должен начать произрастать раньше всего в деревне. Почвой для него, его предварительной стадией, должна была стать социализация земли. Социализация земли означала, во-первых, отмену частной собственности на землю, вместе с тем не превращение ее в государственную собственность, не ее национализацию, а превращение в общенародное достояние без права купли-продажи. Во-вторых, переход всей земли в заведование центральных и местных органов народного самоуправления, начиная от демократически организованных сельских и городских общин и кончая областными и центральными учреждениями. В-третьих, пользование землей должно было быть «уравнительно-трудовым т. е. обпеспечивать потребительную норму на основании приложения собственного труда, единоличного или в товариществе». Социализация земли, обобществляя землю и ставя в равные условия по отношению к ней все трудовое население, создавала необходимые предпосылки для завершающей фазы процесса социализации земледелия — обобществления земледельческого производства с помощью различных форм коопераций. Важнейшей предпосылкой для социализма и органической его формой эсеры считали политическую свободу и демократию. «Социализм без свободы,— заявлял Чернов,— есть тело без души». Политическая демократия и социализация земли были основными требованиями эсеровской программы-минимум. Они должны были обеспечить мирный, эволюционный, без особой, социалистической, революции переход России к социализму. В программе, в частности, говорилось об установлении демократической республики с неотъемлемыми правами человека и гражданина: свобода совести, слова, печати, собраний, союзов, стачек, неприкосновенность личности и жилища, всеобщее и равное избирательное право для всякого гражданина с 20 лет, без различия пола, религии и национальности, при условии прямой системы выборов и закрытой подачи голосов. Требовались также широкая автономия для областей и общин как городских, так и сельских и возможно более широкое применение федеративных отношений между отдельными национальными регионами при признании за ними безусловного права на самоопределение. Эсеры раньше, чем социал-демократы, выдвинули требование федеративного устройства Российского государства. Смелее и демократичнее они были и в постановке таких требований, как пропорциональное представительство в выборных органах и прямое народное законодательство (референдум и инициатива)! if В народнохозяйственной области программа эсеров, как и программы других социалистов, делала акцент прежде всего на перераспределении тех богатств и доходов, которые имелись и которые должны были быть произведены. Конкретно предлагались следующие меры. В вопросах государственного хозяйства и финансовой политики: введение прогрессивного налога на доходы и наследства при полном освобождении от налогов мелких доходов; уничтожение косвенных налогов, покровительственных пошлин и всех вообще налогов, падающих на труд. В области рабочего законодательства партия ставила своей целью охрану духовных и физических сил рабочего класса в городе и деревне и увеличение его способности к дальнейшей борьбе за социализм; в частности, выдвигались требования: установление законодательного максимума рабочего времени (8 часов), минимальных зарплат, страхование рабочих за счет государства и хозяев и на началах самоуправления самих страхуемых; охрана труда под наблюдением фабричной инспекции, избираемой рабочими; профессиональные организации рабочих и их участие во внутренней организации труда на промышленных предприятиях. В вопросах переустройства поземельных отношений партия заявляла о своем стремлении опираться, в интересах социализма и борьбы против буржуазно-собственнических начал, на традиции и формы жизни русского крестьянства, его общинные и трудовые воззрения, в особенности на распространенное среди него убеждение, что земля ничья и что право на пользование ею дает лишь труд. При социализации обращение земли в общенародное достояние должно было произойти без выкупа. Пострадавшим в грядущем имущественном перевороте обещалось право на о6щественную поддержку на то время, которое необходимо для приспособления к новым условиям личного существования. Свою программу общественного переустройства эсеры намеревались отстаивать прежде всего в Учредительном собрании Вместе с тем они заявляли, что будут стремитьсн «непосредственно проводить» ее и явочным порядком. Характерным для эсеров было и то, что они, подобно представителям реформистских течений в западноевропейском социализме, приветствовали все меры, имевшие целью «обобществление еще в пределах буржуазного государства тех или иных отраслях народного хозяйства». Однако по отношению к самодержавию они были настроены бескомпромиссно и считали, что свергнуть его можно только насильственным, революционным путем. В области тактики партийная программа эсеров ограничивалась положением о том, что борьба будет вестись «в формах, соответствующих конкретным условиям русской действительности». Поскольку гга действительность была сложной и постоянно претерпевала изме-юния, то арсенал тактических приемов, методов и средств борьбы шртии эсеров, нацеленной на преобразование этой действительности, зыл весьма разнообразным. Он включал в себя пропаганду и агитацию, лирную парламентскую работу и все формы внепарламентской, насильственной борьбы (стачки, бойкоты, вооруженные демонстрации, вооруженные восстания и др.). В этом отношении эсеры отличались от социал-демократов лишь тем, что приздявяли инливигтуяльный Позиция партии в вопросе о терроре была наиболее полно изложена в статье «Террористический элемент в нашей программе», написанной Черновым, отредактированной Гершуни и опубликованной в июне 1902 г. в № 7 «Революционной России». Эсеры не считали террор «единоспасающим и всеразрешающим средством» борьбы, но видели в нем одно из самых «крайних и энергичных средств борьбы с самодержавной бюрократией». С помощью террора они надеялись одерживать административный произвол, дезорганизовать правительство. Вместе с тем, террор рассматривался ими как эффективное средство агитации и возбуждения общества, мобилизации революционных сил. Особое значение придавалось центральному террору, направленному против влиятельных, крайне реакционных государственных деятелей. В то же время вплоть до третьеиюньского государственного переворота в партии официально не ставился вопрос о покушении на царя. Доводы при этом приводились различные, но прежде всего принималось во внимание то, что народовольческий опыт цареубийства не нашел надлежащего отклика в обществе; отмечались и ничтожность, марионеточность фигуры Николая II, его якобы полная зависимость от окружающих лиц. Центральный террор был сферой деятельности Боевой организации. Наиболее эффективной она была в период, предшествовавший революции 1905—1907 гг. Жертвами эсеровского террора в это время стали: министры внутренних дел Д. С. Сипягин (смертельно ранен 2 апреля 1902 г. С. В. Балмашевым) и В. К. Плеве (убит 15 июля 1904 г. Е. С. Созоновым); харьковский губернатор князь И. М. Оболенский жестоко расправившийся с крестьянскими выступлениями в Полтавской и Харьковской губерниях весной 1902 г. (ранен 29 июля 1902 г. Ф. К. Качурой), и уфимский губернатор Н. М. Богданович, организовавший «бойню» златоустовских рабочих (убит б мая 1903 'г. в Златоусте О. Е. Дулебовым). 4 февраля 1905 г. на территории Московского Кремля бомбой, брошенной членом эсеровской БО И. П. Каляевым, был убит московский генерал-губернатор, дядя царя, великий князь Сергей Александрович. Террористическая деятельность принесла известность партии эсеров. В массовой же революционной работе она заметно уступала своим главным политическим конкурентам — социал-демократам. Так, в 1901—1904 гг., по полицейским сведениям, у эсеров было 37 типографий, а у социал-демократов —104, издавших соответственно 277 и 1092 различных наименований революционной литературы. По тем же сведениям, эсеры уступали социал-демократам и в деле пропаганды и агитации. В частности, в 1903 г. охранительными органами было зафиксировано 329 случаев распространения нелегальной социал-демократической литературы, а эсеровской—100; в 1904 г.—соответственно 310 и 87. Практически под безраздельным влиянием социал-демократов находилось в это время рабочее движение, участие эсеров в котором было весьма незначительным ( в ростовской стачке 1902 г., во всеобщей стачке на юге России, особенно в Киеве, в 1903 г.). Осенью 1904 г. в партии эсеров в условиях нараставшей революционной ситуации усилились разногласия. Под опекой Е. К. Бреш-ковской в эмиграции сформировалось течение так называемых аграрных террористов, явившееся предтечей эсеровского максимализма. Представители этого течения, главным образом молодежь, настаивали на том, что необходимо воспользоваться сложившейся обстановкой, двинуться в деревню и призвать крестьян к немедленному разрешению земельного вопроса «снизу», захватным путем, используя те приемы и средства, к которым прибегали крестьяне в своей вековой борьбе с помещиками. В руководстве партия преобладающей оказалась иная тенденция — стремление к сближению с активизировавшимся в это время либеральным движением. Представители эсеровского руководства (В. М. Чернов и Е. ф. Азеф) принимали участие в конференции российских оппозиоиных и революционных партий, состоявшейся осенью 1904 г. в Париже и выработавшей соглашение о координации действий в борьбе за политическое освобождение страны от самодержавия. Однако практического значения это соглашения не имело: оно было перечеркнуто начавшейся революцией, поставившей партии и движения в новые условия. На I съезде партии эсеров (май 1906 г.) был принят Временный организационный устав. Сколько-нибудь серьезные дополнения были внесены в него лишь IV съездом партии, состоявшимся через 11 лет, в 1917 г. Устав включал восемь пунктов. Первый пункт определял членство в партии: членом ее признавался «всякий, принимавший программу партии, подчинявшийся постановлениям ее и участвующий в одной из партийных организаций». В этом пункте ничего не говорилось о членских взносах. Решение об их обязательности было принято лишь в 1909 г. на 5-м Совете партии, но это решение не стало нормой партийной жизни. Финансы партии составлялись главным образом из крупных взносов и отчислений, делаемых некоторыми членами партии и лицами, сочувствовавшими ее деятельности. Кроме того, были и «экстраординарные поступления» в виде средств, добытых различными экспроприациями. Не предусматривалась также обязательность личной работы члена партии в одной из партийных организаций. Вплоть до 1917г. простой декларацией являлись положения второго пункта устава о выборном начале, взаимном контроле. На деле нормой было то, что в уставе называлось «временным коррективом» — право кооптации, подчинение низов верхам, без какого-либо контроля первых над вторыми. Высшей партийной инстанцией являлся съезд партии, который должен был созываться не реже одного раза в год. На практике эта периодичность не соблюдалась. За время существования партии состоялось всего лишь четыре съезда — два в период первой революции и два в 1917 г. Идейное и практическое руководство партийной деятельностью возлагалось на ЦК, избиравшийся съездом в количестве пяти человек. Избранным членам ЦК предоставлялось право кооптировать в свой состав до пяти членов. Первый выборный ЦК эсеров состоял из Е. Ф. Азефа, А. А. Аргунова, Н. И. Ракитникова, М. А. Натансона и В. М. Чернова. ЦК назначал ответственного редактора Центрального печатного органа партии и ее представителя в Международное социалистическое бюро. С момента принятия партии во II Интернационал в августе 1904 г. постоянным представителем ее там был до 1922 г. И. А. Рубанович. При ЦК создавались специальные комиссии или бюро — крестьянское, рабочее, военное, литературно-издательское, техническое и др., а также институт разъездных агентов. Устав предусматривал и такой институт, как Совет партии. Он составлялся из членов ЦК, представителей областных, Московского и Петербургского комитетов. Совет созывался по мере надобности по инициативе ЦК или половины общего числа областных организаций для обсуждения и решения неотложных вопросов тактики и организационной работы, 1-й Совет партии состоялся в мае 1906 г., последний, 10-й—в августе 1921 г. В РЕВОЛЮЦИИ 1905—1907 гг. Эсеровская концепция революции существенно отличается от меньшевистской и большевистской. Главное ее отличие состоит в том, что эсеры не признавали революцию буржуазной. Свою точку зрения они обосновыва прёжде всего уровнем развития и характером российского капитализма. По их мнению, российский капитализм из-за своей слабости и чрезмерной зависимости от правительства был неспособным «напирать» так сильно на устаревшие общественные отношения, чтобы вызвать общенациональный кризис. К тому же социально-политические препятствия для капиталистического развития в России, на взгляд эсеров, были не столь большими, как в западноевропейских странах накануне их буржуазных революций. В России, в частности, не было цеховой системы, отсутствовала ко времени революции феодальная организация собственности, не было и прикрепленного к земле феодальными повинностями крестьянина. Да и сама буржуазия, как сословие, далеко не третировалась самодержавием. Русская буржуазия, приходили к заключению эсеры, не могла стать во главе революции, а именно на этом тезисе была основана меньшевистская концепция революции и тем самым оказывалась несостоятельной. Но для эсеров не была истиной и большевистская концепция, хотя она также отрицала буржуазию в качестве движущей силы революции. Разногласия заключались в следующем: эсеры не признавали как задачу революции расчистку пути для свободного развития капитализма; они не считали крестьянство мелкой буржуазией и отрицали, что гегемоном революции должен быть пролетариат. В эсеровской печати высказывалось и такое мнение. В России не может быть буржуазной революции, потому что она была предупреждена «революцией сверху», «эпохой великих реформ 60—70-х годов». Эти реформы дали «полный простор для развития капитализма», и уже тогда произошла «метаморфоза крепостного самодержавия в дво-рянско-буржуазную бюрократию». Возражая против определения революции как буржуазной, эсеры вместе с тем не считали ее и социалистической. По их мнению, революция была «социальной», переходной между революциями буржуазной и социалистической. Существенным признаком такой революции является, на взгляд эсеров, то, что она не ограничивается сменой власти и перераспределением собственности в рамках буржуазного общества, а стремится пробить брешь в основах буржуазного строя. Такой брешью должна была стать отмена частной собственности на землю, социализация земли. «Мы,— заявлял Чернов,— как бы одновременно переживаем и революцию 1789 г., и революцию 30-х годов, и революцию 48-х годов, и революцию 1870 года и даже более того». Главный импульс революции эсеры видели не в «напоре развивающегося капитализма», а в «кризисе продовольственного хозяйства», т. е. земледелия, корни которого уходили в реформу 1861 г., когда освобожденным крестьянам не были созданы необходимые условия для улучшения земледельческой культуры. Все вышеназванное, по мнению эсеров, объясняло «огромную революционную роль крестьянства». К движущим силам революции они относили также пролетариат и интеллигенцию, отождествляющую свои интересы с интересами трудовой массы. Союз этих трех социальных сил, оформленным выражением которого должна была стать единая социалистическая партия, рассматривался ими как залог успеха революции. Своеобразной была позиция эсеров и в вопросе о власти. При критическом пересмотре наследства народовольцев они отказались прежде всего от их бланкистской идеи «захвата власти». Для эсеров было само собой разумеющимся то, что власть после свержения самодержавия должна перейти к буржуазии. Так, Чернов, комментируя программу-минимум на I съезде партии, подчеркивал, что она является совокупностью тех мер, которые будут осуществляться в условиях «существования политической власти в руках буржуазии». В связи с этим не является случайностью то, что Советы рабочих депутатов, возникшие в ходе первой революции, эсеры не рассматривали как зародыши новой революционной власти, как конкретное проявление революционной демократической диктатуры пролетариата и крестьянства. Для эсеров они. Советы, были не более чем своего рода профессионально-политическими союзами пролетариата или органами революционного самоуправления одного этого класса, основное назначение которых — организация аморфной рабочей массы. Насущной задачей революции эсеры считали установление демократической конституции, завоевание политических и гражданских свобод, используя которые, они надеялись путем демократических выборов получить большинство' сначала в органах местного самоуправления, а затем и «во всей стране», т. е. в общенациональном представительном органе — Учредительном собрании. Последнему предстояло определить окончательную форму правления в стране, стать высшим законодательным органом. Эсеровские требования свержения самодержавия, завоевания политических свобод, созыва Учредительного собрания, социализация земли кратко выражались в крылатом лозунге «Земля и Воля», ставшем основным лозунгом первой российской революции. Революция внесла существенные коррективы в тактику эсеров. Прежде всего во много раз возросли масштабы их деятельности Гораздо шире и интенсивнее стали их пропаганда и агитация, неоднократно увеличился выпуск предназначенной для этой цели литературы. Предприняты были попытки легального издания центральных газет — «Сын Отечества» (осень 1905 г.) и «Мысль» (в период деятельности I Думы). Расширилась террористическая деятельность партии: если до революции на счету было всего шесть террористических актов, то за два с половиной года революции число их выросло до 200J Однако террор уже занимал далеко не преобладающее место в тактике партии, акцент в целом был перенесен на деятельность по организации революции, воспитание сознательности участвоваших в ней масс, на формы ее проявления (стачки, демонстрации, митинги, бойкоты и т. п.). С первых дней револиции встал вопрос о координации действий всех революционных сил. Одной из попыток организовать левый блок была конференция российских революционных партий, созванная в Женеве в апреле 1905 г. при активном содействии эсеровского руководства. От эсеров на конференции присутствовали В. М. Чернов и Е. К. Брешковская, а от большевиков — В. И. Ленин. Однако участники конференции не смогли стать выше партийных разногласий и личных амбиций. Используя пустячный повод, социал-демократы во главе с Лениным покинули конференцию. Влияние эсеров на конференции было преобладающим. На ней были приняты две декларации, включающие требования эсеровской программы-минимум, решены вопросы о совместном выступлении против правительства летом 1905 г. и об организации доставки оружия в Россию из-за границы. Активно участвовали эсеры и в организации профессионально-политических союзов. Их влияние преобладало в союзах железнодорожников, почтово-телеграфных служащих и учителей. По инициативе эсеров были созданы и под их влиянием находились «Всероссийский офицерский союз» и «Всероссийский союз солдат и матросов». Значительно переросла рамки дореволюционной кружковой пропаганды деятельность эсеров среди рабочих. Но их организационная работа в этой среде по-прежнему уступала социал-демократам. Однако в периоды «свобод», когда появлялись более широкие возможности для приобщения к политической жизни пролетарских масс, не принадлежавших к авангарду рабочего класса, материально и духовно связанных с деревней, случалось так, что эсеры по своему идейному влиянию на рабочих опережали социал-демократов. Так, осенью 1905 г. эсеровские резолюции нередко получали большинство на митингах и собраниях рабочих крупнейших петербургских заводов. Цитаделью эсеровского влияния в тот период была крупнейшая текстильная фабрика в Москве — Прохоровская мануфактура. Сенсацией был успех эсеров в рабочей курии Петербурга во время выборов во II Государственную думу. Отражением влияния эсеров на рабочих было их представительство в Советах рабочих депутатов, хотя, по признанию самого Чернова, в этих органах «преобладало, как общее правило, влияние социал-демократов». Предметом особого внимания эсеров была работа в деревне. Вместо незаметно почившего, в значительной мере декоративного, дореволюционного «Крестьянского союза» партии летом 1905 г. был создан новый. Значительным был вклад эсеров в организацию крестьянских представителей в I Думе. В период революции эсерами было создано, по весьма приблизительным подсчетам, более полутора тысяч так называемых крестьянских братств. Влияние и организационная сеть, созданная эсерами в деревне, были весьма впечатляющими, но в целом они далеко не определяли поведение многомиллионного российского крестьянства. Эсерам удалось вызвать не одно крестьянское выступление, но они носили локальный характер и, как правило, были непродолжительными. Малорезультативными оказались попытки эсеров организовать широкие выступления крестьян летом 1905 г., а также после разгона правительством 1 и II Государственных дум. Эсеры, подобно большевикам, признавали, что революцию надо не только организовать, но и вооружить. В этом направлении ими был предпринят ряд мер. Так, уже в январе 1905 г. ЦК партии эсеров создал специальную комиссию с целью подготовки квартир для складов оружия, изыскания средств для его приобретения, выяснения возможностей его захвата в арсеналах, создания вооруженных групп — «ядер». Но свою работу комиссия не развернула, так как по прибытии в Россию в апреле 1905 г. ее члены во главе с П. М. Рутенбергом были арестованы. Эсеры были в числе организаторов доставки крупной партии оружия в Россию из-за границы на судне «Джон Графтон» летом 1905 г., однако и эта попытка тоже закончилась неудачей. »— В период московского вооруженного восстания ЦК партии эсеров в спешном порядке был создан Боевой комитет в составе Азефа, Б. В. Савинкова и Н. С. Тютчева, который смог поставить две динамитные мастерские в Петербурге, но они незамедлительно были выданы Азефом. Этими двумя динамитными мастерскими, как печально-иронически заметил Савинков, и ограничилась эсеровская попытка «подготовки восстания» в Петербурге. Заготовкой оружия и организацией боевых дружин занимались и многие местные эсеровские организации. Делалось это, правда, больше в целях обороны от черносотенных погромов, для совершения терактов и различного рода экспроприации. Однако эсеры играли немалую роль в вооруженных выступлениях против царизма—декабрьских 1905 г., особенно в московском вооруженном восстании; летних 1906 г. в Кронштадте, Свеаборге и др. Революция сделала невозможным управление Россией без общенационального представительного учреждения, которым стала Государственная дума. Эсеры, подобно большинству социалистов и революционных демократов, воодушевленных ростом революционного движения, бойкотировали Булыгинскую законосовещательную думу, основанную на узком избирательном праве. Они участвовали во Всероссийской октябрьской политической стачке, которая смела эту Думу и принудила царизм издать 17 октября Манифест с обещаниями даровать населению гражданские и политические права, расширить избирательный закон в Думу и наделить ее законодательными и контролирующими функциями. Реакция на Манифест среди эсеров была неоднозначной. Подавляющее большинство ЦК склонно было считать, что Россия стала конституционной страной, что все силы надо направить на создание гарантий для реализации обещаний правительства, организацию народных масс и на решение главнейшего для партии аграрного вопроса. Внесены были соответствующие корректировки и в тактику партии. Было признано, что конституционному режиму не соответствует такое средство борьбы, как террор, поэтому решено было его прекратить. Боевая организация, по предложению Азефа, была распущена. Большинство эсеровского руководства выступало за тактику «не форсировать события», в частности, оно было против введения явочным порядком 8-часового рабочего дня и увлечения стачками, что свойственно было Петербургскому Совету рабочих депутатов. Но, убеждаясь в том, что большинство в Совете не на их стороне, эсеры, во имя революционной дисциплины, присоединялись к резолюциям большинства и в меру своих сил старались их исполнять. Подобной была позиция эсеровского руководства в вопросе о декабрьской всеобщей политической стачке, переросшей в Москве и ряде других мест в вооруженное восстание. Во время обсуждения вопроса о стачке в исполкоме Петербургского Совета представитель эсеров выступал против стачки, объясняя свою позицию тем, что стачка выльется в восстание, а массы к нему не готовы; тем не менее решение о начале стачки было принято единогласно. Безуспешной оказалась и попытка Чернова, специально приезжавшего в начале декабря вместе с Азефом из Петербурга в Москву, убедить конференцию железнодорожников и Московский комитет партии эсеров не принимать решения о стачке. Исчерпав возможности предотвратить забастовку и вооруженное восстание, ЦК партии эсеров присоединился к ним вместе с другими революционными партиями и организациями. Вместе с большинством левых сил эсеры бойкотировали выборы в I Государственную думу. Однако, когда стало ясно, что идея бойкота не находит широкого отклика в стране, особенно среди крестьян, что число крестьянских представителей, проявлявших интерес к эсеровским требованиям, в Думе будет значительным и что Дума неизбежно станет центром политической борьбы, эсеровское руководство изменило свое отношение к ней. Вновь была приостановлена террористическая деятельность, к которой партия вернулась в связи с усилившейся правительственной реакцией после подавления декабрьских вооруженных выступлений. Значительным оказалось влияние эсеров на Трудовую группу, объединившую крестьянских депутатов. От имени 33 депутатов в Думу был внесен земельный законопроект, основанный на принципах эсеровской аграрной программы, с требованиями отмены частной собственности на землю, без выкупа и равного права для всех владеть ею при условии ее обработки собственным трудом. Бурно реагировало эсеровское руководство на роспуск I Думы. Оно призвало местные организации немедленно начать вооруженную борьбу с правительством, при этом главная ставка делалась на крестьянство и войско; активные выступления должны были начаться с деревни. ЦК партии эсеров вместе с ЦК РСДРП, Трудовой группой и Крестьянским, Железнодорожным и Учительским союзами поставил свою подпись под «Манифестом ко всему российскому крестьянству». Однако, вопреки ожиданиям, отношение народных масс к разгону Думы, как констатировали сами эсеры, «не выразилось в каких-нибудь прямых непосредственных действиях ни в городе, ни в деревне», факт этот являлся одним из наглядных свидетельств того, что массы начали уставать от революции, ими овладевало равнодушие. После длительных обсуждений в партии эсеров преобладающим оказалось мнение сторонников отказа от тактики бойкота II Государственной думы. Эсеры приняли участие в выборах и провели в Думу 37 депутатов. Среди них не было ни одного видного деятеля партии. Эсеровские депутаты создали в Думе группу эсеров, а не фракцию партии социалистов-революционеров, и тем самым в какой-то мере поставили себя в автономное по отношению к партии положение. Однако лидеры партии, В. М. Чернов, М. А. Натансон и Н. И. Ракитников, постоянно опекали группу. Эсеровские депутаты выступали с трибуны Думы по большинству обсуждавшихся вопросов (об отмене военно-полевых судов, голоде, новобранцах и др.), но особенно они были активны в прениях по аграрному вопросу. Эсерам удалось под аграрным проектом, внесенным ими в Думу, собрать 104 депутатские подписи. Тем не менее, по оценке самих эсеров, деятельность их представителей в Думе была «далеко не блестящей», и «она не оставила яркого следа». На своем II съезде, состоявшемся перед открытием II Думы, эсеры приняли решение: если царизм покусится на Думу, ответить на это всеобщей стачкой и вооруженным восстанием. Думские депутаты-эсеры неоднократно заявляли, что они не подчинятся насилию над Думой, не сложат с себя депутатских полномочий, не разойдутся. Однако ЦК не удалось организовать активного протеста против разгона II Думы и третьеиюньского государственного переворота. Эсеровские депутаты, как и депутаты других политических партий, за исключением арестованных вследствие провокации члена социал-демократической фракции, «получив казенные погоны», спешно разъехались по домам. Роль и значение партии в революции определялись во многом такими ее параметрами, как численность, социальный состав и организационная структура. По сравнению с дореволюционным периодом численность партии увеличилась во много раз и достигла приблизительно 50—60 тыс. человек. Численность же ее местных организаций колебалась от нескольких человек до нескольких тысяч (в Петербурге, например,—около 6 тыс., в Москве—до 3 тыс.). Изменился и социальный состав партии: рабочие и крестьяне, приблизительно а равном соотношении, составляли теперь около 90% ее членов; в руководящем же ядре ее по-прежнему преобладала интеллигенция. Рост численности партии, расширение ее географии и усложнение функций сказались на организационной структуре. В конце 1906— начале 1907 г., когда партия находилась в своем апогее, в ней было более 356 уездных, 78 губернских и 13 областных организаций. Последние, т. е. областные, координировали деятельность губернских организаций Центрального, Южного, Юго-Западного, Украины, Севе-ро-Западного, Поволжского, Сибири, Средней Азии, Кавказа и других регионов. Появление областных организаций было вызвано тем, что перед революцией и в ходе ее число местных организаций стало быстро растя, расширялась их деятельность, и из одного центра все труднее было оперативно руководить ими. К тому же сам центр в том виде, что он представлял собой до I съезда партии, не был способен достаточно эффективно осуществлять это руководство. ЦК партии в то время — это громоздкий и неуклюжий аппарат, который не только не содействовал, а, наоборот, парализовывал организационную деятельность на местах. Численность ЦК составляла 35—40 человек. По признанию М. А. Натансона, «никто из товарищей не мог восстановить» полностью его персональный состав. Никаких формальных правил формирования ЦК не было. «Совершенно нелепо», по высказыванию тогдашнего его члена С. Н. Слетова, был организован ЦК в период между появлением Манифеста 17 октября и I съездом партии: он делился на две группы — Петербургскую и Московскую, функции между ними не были распределены, что нередко приводило к различным недоразумениям и конфликтам. Так, Московская группа не признавала постановление Петербургской группы о приостановке террора; нечетко были определены обязанности каждого из членов ЦК. Вера руководства эсеров в то, что Россия после 17 октября стала конституционной страной, их тактика в это время «не форсировать событий» и стремление организовать как можно большие массы на своей платформе находили организационное дополнение в их попытке создать широкую легальную народническую партию вместе с умеренной группой народнических публицистов (А. В. Пешехонов, В. А. Мя-котин, Н. Ф. Анненский и др.) легального журнала «Русское богатство». Совместно с этой группой издавалась первая легальная народническая газета «Сын Отечества». Однако идею открытой народнической партии не поддержал I съезд партии эсеров, группа «Русского богатства» покинула съезд. В 1906 г. эта группа создала свою, народно-социалистическую партию, отличавшуюся от эсеровской тем, что она предпочитала легальные формы организации и борьбы, была сторонницей преобразований не явочным, революционным путем, не «снизу», а «сверху», с помощью государства, отстаивала принцип не социализации, а национализации земли. Таким образом, за время революции 1905—1907 гг. эсеры, как политическая сила, значительно укрепили свое положение. Явственно обозначился процесс их слияния с массами, особенно с крестьянством, но овладеть достаточно серьезно движением этих масс они так и не смогли. По своему влиянию на крестьянских представителей в I и II Государственной думах в земельном вопросе эсеры уступали народным социалистам, так как в его решении они недостаточно учитывали собственнические инстинкты крестьян. Но главное, как справедливо отмечал В. М. Чернов, эсеры «не оправдали себя как организаторы и практические руководители». МЕЖРЕВОЛЮЦИОННЫЙ ПЕРИОД В течение всего рассматриваемого периода (с июня 1907 г. по февраль 1917 г.) партия эсеров находилась в состоянии кризиса и упадка, охватывавших все стороны ее деятельности — идейную, тактическую и организационную. Причем ее кризис оказался глубже и болезненнее, чем кризис, переживаемый в то же время другими политическими партиями. Его усугубляли такие факторы, как столыпинская аграрная реформа, успешная реализация которой могла бы перечеркнуть осуществление эсеровской аграрной программы, и разоблачение прово-каторства Азефа, усилившее сомнения в отношении террора как средства политической борьбы^ Стратегия и тактика политических партий в постреволюционный период во многом определялись их оценками характера третьеиюньской монархии и перспективы новой революции, 3-й Совет партии эсеров, состоявшийся через месяц после контрреволюционного переворота, констатировал, что те общие причины, которые вызвали первую революцию, сохраняются и новый революционный взрыв неизбежен. Вера в грядущую революцию оставалась для эсеров доминирующей в течение всего межреволюционного периода. Эсеры считали, что третьеиюньским государственным переворотом страна была возвращена к дореволюционному состоянию. Более того, «неблагонадежные элементы» теперь преследовались даже сильнее, чем прежде. Сохранившаяся Государственная дума, избранная по новому избирательному закону, оценивалась ими лишь как декорация прежнего самодержавно-полицейского режима, как конституционная фикция. Отсюда следовало вполне логичное заключение, что все надо «начинать сначала» и вернуться к прежним формам, методам и средствам борьбы, 3-й Совет партии принял решение бойкотировать III Государственную думу, заявив, что идти в нее могут лишь те, «кто утратил веру в революцию». Бойкот Думы рассматривался эсерами как наиболее сильный и внушительный ответ на третьеиюньский переворот, как средство революционизации и организации масс. Но эсеровская тактика бойкота выборов принципиально расходилась с настроениями масс и не получила у них сколько-нибудь широкой поддержки. По сведениям центральной эсеровской газеты для крестьян «Земля и воля», из почти 14 тыс. волостей крестьяне лишь 928 волостей отказались участвовать в выборах. Тактика бойкота Думы имела для партии эсеров скорее негативные последствия, так как она способствовала еще большему отрыву ее от масс и оставляла крестьянских депутатов в Думе без постоянного партийного воздействия. Однако этих уроков эсеры не извлекли. Тактика бойкота возобладала в партии и в отношении IV Думы. Впрочем, к этому времени дисциплина в партии стала настолько призрачной, что целый ряд ее членов и даже организаций игнорировали решение руководства партии и приняли активное участие в выборах. Эсеровская левацкая тактика думского бойкота и отзовизма находила свое дополнение в тактике «боевизма». Усиление боевой тактики 3-й Совет партии назвал первоочередной задачей. В его решениях говорилось о том, что восстание в условиях переживаемого момента (сравнительное укрепление позиций самодержавия, усталость, разочарование и разброд в значительной части интеллигенции, скованность революционной энергии трудовых масс) не может быть конкретной целью ближайшего времени. Вместе с тем заявлялось, что партия продолжает готовиться сама и готовить народ к вооруженному восстанию. В этих целях рекомендовались такие меры, как создание боевых дружин и обучение ими населения приемам вооруженной борьбы. Приветствовались также «частичные боевые выступления» в войсках. Единодушно было принято решение об усилении центрального террора. Однако по мере того, как угасала инерция революции, общественная жизнь возвращалась в свое обычное, мирное русло, все более обнаруживалась несостоятельность эсеровских призывов к усилению боевой тактики. В самой партии стало оформляться более реалистическое течение. Лидером его стал 30-летний член ЦК и один из редакторов центрального органа партии — газеты «Знамя труда» — доктор философии Николай Дмитриевич Авксентьев. Для него революция была «варварской формой прогресса», «отчаянным средством», прибегать к которому допустимо лишь при трагическом сплетении событий. Почти сорок лет (включая и период послеоктябрьской эмиграции) он был членом партии, наиболее ярким представителем ее правого крыла. На I общепартийной конференции, состоявшейся в августе 1908 г. в Лондоне, он настойчиво призывал отказаться от тактики «частичных боевых выступлений» и подготовки к вооруженному восстанию. В резолюции о тактике он предлагал подчеркнуть два направления: пропа-гандистско-организационную работу и центральный террор. С минимальным перевесом Чернову и его сторонникам удалось отстоять пункт о боевой подготовке, но в урезанном виде. Заниматься боевой подготовкой разрешалось только сильным партийным организациям, ведущим «серьезную социалистическую работу». Единодушными оказались участники конференции по вопросу об усилении центрального террора. Вполне назревшим был признан и удар «в центр центров», т. е. покушение на Николая II. Однако ни одно из решений Лондонской конференции и состоявшегося после нее 4-го Совета партии реализовано не было. Не усилился и центральный террор. С помощью Азефа властям удалось ликвидировать Летучие боевые отряды партии. Гибель этих отрядов и бездеятельность БО вызвали подозрения в наличии провокации в центре партии. Осенью 1907 г. этим вопросом непосредственно занялся В. Л. Бурцев, к тому времени уже разоблачивший не одного провокатора. Почувствовав для себя серьезную угрозу ( в ЦК уже поступали предупреждения о провокаторстве Азефа, однако его авторитет в партии был настолько высок, что большинство эсеровского руководства считало эти предупреждения ложными и не принимало практически никаких мер по их проверке), Азеф активизировался на общепартийной работе и имитировал ряд попыток организовать покушение на царя. Провокаторство Азефа было признано лишь после того, как Бурцеву удалось организовать встречу в Лондоне делегации ЦК с бывшим директором Департамента полиции А. О. Лопухиным, который подтвердил, что Азеф является агентом Департамента полиции. 7 января 1909 г. ЦК партии официально объявил Азефа провокатором. Попытка Б. В. Савинкова возродить террор окончилась неудачей. В начале 1911 г. созданная им боевая группа самоликвидировалась. После разоблачения Азефа эсерам удалось совершить только три террористических акта, малозначительных в политическом отношении. Большое внимание эсеровское руководство уделяло столыпинской аграрной реформе. В специальной прокламации «Что делать крестьянам? По поводу указа 9 ноября 1906 г.», положившего начало новой земельной политике царизма, ЦК партии эсеров призвал крестьян к бойкоту: «не идти в землеустроительные комиссии, не покупать никаких земель, не закладывать земель, не выделяться из общества», поступать «как с изменниками» с теми крестьянами, которые попадутся на политику правительства. Бойкот новой земельной политики правительства был одним из основных лозунгов эсеров еще во II Думе. Отмена всех внедумских правительственных указов о земле и пользовании ею, приостановка деятельности Крестьянского и Дворянского банков, землеустроительных органов, купли-продажи и дарения земли — все это было названо в думском аграрном проекте эсеров первоочередными мерами, регулирующими земельные отношения впредь до введения этого законопроекта в жизнь. В резолюции «О борьбе с земельным законодательством», принятой на Лондонской конференции эсеров, отмечалось, что своим земельным законодательством правительство надеется успокоить крестьянство мелкими подачками, стремится внести в него разлад, поощряя расхищение общинных земель, распылить его усиленным насаждением личной земельной собственности и хуторского хозяйства, что всякий успех правительства в этом направлении создает препятствия для проведения в жизнь аграрной политики партии. Деревня в связи с этим объявлялась наиболее горячим пунктом социально-политической борьбы, исход которой надолго определит историю страны. В качестве конкретных мер эсеровская резолюция предлагала: углубить социалистическую пропаганду в деревне, укреплять там партийное организации, сплачивать вокруг них трудовое крестьянство на почйе борьбы с земельным законодательством правительства, с землевладелицами из-за аренды земли и найма на работы и с Крестьянским банком. Для борьбы с выделами из общины предлагались следующие меры: совершенствование общинных распорядков в целях большей их справедливости и согласованности с требованиями хозяйственного прогресса (переделы, правильная разверстка платежей, уменьшение чересполосицы и т. п); пресечение выделов путем общественных приговоров; бойкот кулаков, стремившихся выделиться из общины; соглашения с переселенцами и пролетаризированными элементами деревни, желавшими расстаться с надельной землей на условиях выдачи им пособий и т. п. Против тактики аграрного террора как по отношению к помещикам, так и по отношению к состоятельным крестьянам, высказался 4-й Совет партии, считая, что в первом случае подобная политика приведет к тому, что помещики продадут свою землю крестьянам, число собственников среди которых возрастет, процесс расслоения деревни ускорится. Таким образом, в деревне возникнет жесточайшая междоусобная война, которая отодвинет на второй план всякую систематическую борьбу как за социализацию земли, так и за политическое освобождение. Однако эсеры были бессильны организовать сколько-нибудь серьезное сопротивление новой аграрной политике правительства. Накануне войны в своем докладе Венскому конгрессу II Интернационала эсеры признавали, что столыпинская политика «имела внешний успех», который сеял сумятицу и разногласия среди эсеров. В их рядах выявились в это время два течения — оптимистическое и пессимистическое. Оптимистический характер имело заявление Лондонской конференции о том, что независимо от того, как сложится судьба общины, оснований для пересмотра партийной программы нет, ибо она покоится не на самом факте общинного землевладения, а на том комплексе идей, чувств и навыков, на той психологии, которые воспитаны в крестьянстве всей предыдущей историей и всей практикой общинного землевладения. Сторонники этого течения ссылались и на то, что идея социализации земли основывается и на констатации живучести мелкого хозяйства в земледелии. Представители другого, пессимистического, течения заявляли: «Рушится община — рушится и социализация земли как требование нашей минимальной программы». Они не верили, что с разложением общины в крестьянстве сохранятся общинные и трудовые воззрения и традиции, взгляд на землю, как на общее достояние. Оптимистов они упрекали в том, что их позиция встраивает на бездеятельность в то время, когда требуется напрячь усилия, чтобы парализовать правительственное покушение на общину. |Чем больше столыпинская реформа подрывала общину, тем пристальнее взоры эсеров обращались на кооперацию. Трудовая кооперация, уверяли они, не уведет крестьян от демократии, не столкнет и с рабочими, но отвратит их от стихийных неорганизованных выступлений, будет способствовать их организации и накоплению сил. Не отрицая того, что кооперация может смягчить недовольство в деревне, они в то же время подчеркивали, что она своей повседневной практикой будет давать крестьянству достаточно поводов не забывать о коренном противоречии крестьянства с господствующими классами, так как сам рост кооперации «состоит в непрерывной борьбе с эксплуатацией». Диссидентскую точку зрения высказал И. Бунаков (И. И. Фон-даминский), секретарь Заграничной делегации ЦК партии, друг и единомышленник Н. Д. Авксентьева, в статье «О ближайших путях развития России», опубликованной летом 1914 г. накануне войны, в журнале «Заветы». По мнению Бунакова, в тогдашней деревне доминировали два взаимосвязанных явления — подъем благосостояния крестьянства и быстрый рост кооперации. Подобного развития эсеровская программа не предусмотрела. Она отводила большое место кооперации только после «земельного переворота» и явно недооценила ее бурного роста до этого момента, тем более в условиях политической реакции. Этот «общественный грех» народникам следует искупить. Они должны взять на себя роль идейного вдохновителя и практического вождя кооперативного движения. «Старая формула народничества,— считал Бунаков,— через земельную реформу к кооперации, должна быть заменена новой: через кооперацию к земельной реформе», а формула «через земельную реформу к земледельческому прогрессу» — формулой «через земледельческий прогресс к земельной реформе». Бунакову казалось, что деревне удалось обойти стоявшие на ее пути противоречия, но она их не разрешила и не уничтожила, а лишь отложила. Он не исключал возможности эволюционного разрешения этих противоречий, имея в виду то, что помещики распродадут свои земли, а с исчезновением крупного землевладения исчезнет и опора самодержавного строя. Попытку укрепить этот строй при помощи разбогатевшего и приобщенного к собственности крестьянства Бунаков оценивал как «безумную». После поражения революции в партии эсеров одновременно с идейным кризисом, исканиями «новых путей» в сфере теории и практики начался и организационный кризис. Уже в июле 1907 г. представители ЦК, объезжавшие Поволжье, бывшее центром эсеровского влияния, отмечали, что целый ряд организаций, еще недавно процветавших, или вовсе прекратили свое существование, или «влачили жалкую жизнь». Через год, на Лондонской конференции, В. М. Чернов, обобщая сведения с мест, констатировал, что «организация растаяла, улетучилась», партия удалилась от масс, множество членов партии уноцят от работы, их эмиграция достигла «ужасающих размеров». Усилению кризисных явлений в революционной среде содействовали в значительной мере реакционные настроения в обществе и репрессии со стороны правительства. Разгромы эсеровских организаций были систематическими. В сентябре 1907 г. в Симбирске была арестована Е. К. Брешковская, вдохновлявшая партийную работу среди крестьянства. Вскоре при переходе через границу был арестован и «дедушка русской революции» — Н. В. Чайковский. Место пребывания ЦК и издание центральных органов — газет «Знамя труда» и «Земля и воля» — вновь были перенесены за границу. В мае 1909 г. состоялся 5-й Совет партии—последний общепартийный форум в межреволюционный период. На этом Совете была принята отставка ЦК (А. А. Аргунов, Н. Д. Авксентьев, М. А. Натансон, Н. И. Ракитников и В. М. Чернов), признавшего себя политически и морально ответственным за Азефа, и избран новый состав ЦК из лиц, не имевших связей с Азефом, но и не игравших до этого видных ролей в партии (Л. В. Фрейфельд, В. С. Панкратов, А. В. Шимоновский, И. Н. Коварский и В. М. Зензинов). Вновь избранный ЦК успел сделать немногое: Панкратов в это время находился в якутской ссылке; Шимоновский отказался подчиниться решению о выезде членов ЦК для работы в Россию; те же, кто отбыл туда, в скором времени почти все были арестованы. После опубликования «Заключения судебно-следственной комиссии ЦК партии эсеров по делу Азефа» в 1911 г. ряд лидеров партии, недовольных определениями этой комиссии в адрес прежнего ЦК и БО, фактически отстранились от текущей партийной работы и почти целиком сосредоточились на литературной деятельности. - О кризисе в партии эсеров говорили и возникшие в ее недрах группы «инициативного меньшинства» и «Почин». Группа «инициативного меньшинства» была образована в Париже Я. Л. Делевским (Юде-левским)(Волиным)и В. К. Агафоновым (Сиверским). С апреля 1908 г. по декабрь 1909 г. она выпустила шесть номеров газеты «Революционная мысль». Представители группы считали, что эсеровская официальная теория засорена марксистскими догматами, народнические начала о роли личности и инициативного меньшинства в ней подавлены положениями о первенствующем значении объективных факторов и классовой борьбы. В связи с этим было неправильным, по их мнению, и деление программы партии на минимум и максимум. Утопией они называли идею всенародного вооруженного восстания против самодержавия. Единственно эффективным средством политического освобождения России, на их взгляд, мог быть только террор, проводимый инициативным меньшинством, т. е. партией, причем террор децентрализованный, осуществляемый не одной Боевой организацией, а рядом автономных боевых отрядов. В такой организации боевого дела они усматривали гарантию, что провокация одного лица, вроде Азефа, не сможет погубить всего дела. Возможность избежать этого они видели и в замене нейтралистского принципа построения партии принципом автономии и федерации. Ошибкой они считали то, что революционные партии во время революции стремились вместе с политическим вопросом решить и социальные. Надо было бы, по их мнению, целиком и полностью сосредоточиться сперва на первом вопросе, социальные же проблемы могут быть решены только в условиях завоеванной самими массами демократии. Взгляды «инициативного меньшинства» были подвергнуты резкой критике со стороны руководства эсеровской партии, которое характеризовало их как «кадетский терроризм» или «террористический кадетизм». В июне 1909 г. группа решила выйти из партии и присоединиться к «Союзу левых эсеров». Группа «Почин» выражала настроения и взгляды противоположного, правого крыла партии. В нее входили ряд видных деятелей партии — Н. Д. Авксентьев, И. И. Бунаков (Фондаминский), С. Нечетный (С. Н. Слетов) и др. В июне 1912 г. она выпустила первый и единственный номер журнала «Почин», в котором подчеркивалось, что его основатели остаются «верными солдатами партии», не думают о ее расколе, об образовании своей особой фракции, останутся чисто литературной группой, ведущей пропаганду своих идей внутри партии. «Починовцы» не отказывались от стратегических целей партии. Они расходились с официальной линией лишь в вопросах тактики, считали не соответствующей моменту такие ее проявления, как «бойкотизм» «отзовизм» и «боевая подготовка». Более того, они высказывали сомнение в целесообразности террора, предлагали сосредоточить внимание на легальной деятельности. По существу, «починовцы» выступили в партии в роли «ликвидаторов». Следствием кризисного состояния партии эсеров было то, что она не оказала практически никакого влияния на начало нового революционного подъема. «Пролетариат, вставши для новой борьбы, показал себя выросшим политически и организационно, а наша партия,— писала в мае 1912 г. газета «Знамя труда»,— в этой борьбе на первых порах оказалась в «нетях». Революционный подъем внес оживление в эсеровскую среду. В Петербурге эсеры стали выпускать легальную газету «Трудовой голос», затем — «Мысль» («Живая мысль», «Бодрая мысль», «Живая мысль трудами т. п.). Активизировалась их деятельность среди рабочих. Накануне войны их организации существовали почти на всех крупных столичных заводах и фабриках. Однако по своему влиянию на рабочих эсеры по-прежнему уступали социал-демократам. Накануне войны центрами эсеровской работы были, кроме Петерч бурга, Москва и Баку. К числу недавно возникших относились организации на Урале, во Владимире» в Одессе, Киеве, в Донской области и организация моряков Черноморского каботажного флота. Ра^ боту среди крестьян вели эсеровские организации в Полтавской!, Киевской, Харьковской, Черниговской, Воронежской и Херсонской гм-берниях, на Северном Кавказе, в Прибалтике, Северо-Поволжском районе, в Могилевской и Витебской губерниях, а также во многих гс-родах и деревнях Сибири. Однако отдача от этой работы была далеко не столь впечатлительна, сколь ее «география». Эсеровская «Бодрая мысль» правильно отмечала, что деревня, «как активная сила общественного движения» в новом революционном подъеме, «пока отсутствует». Война прервала наметившуюся среди эсеров тенденцию к консолидации. ГОДЫ ВОЙНЫ Начавшаяся первая мировая война поставила перед эсерами новые сложные вопросы: происхождение и характер войны, каким должно быть отношение к ней социалистов, можно ли в своей тактике быть одновременно патриотом и интернационалистом, каково должно быть отношение к правительству, ставшему во главе борьбы с внешним врагом отечества, допустима ли классовая борьба в период войны и если да, то в какой форме, каким должен быть выход из войны.) Так как война не только затруднила до чрезвычайности условия деятельности эсеров, но и усугубила в их среде идейные разногласия, выработать общую платформу по отношению к ней, единую программу действий они не смогли. Так, 22 августа 1914 г. в Швейцарии, в местечке Божи, состоялось частное «Заграничное совещание центральных работников п. с.-р. по вопросу о линии поведения в условиях мировой войны». На совещании присутствовали такие видные деятели партии, как Н. Д. Авксентьев, А. А. Аргунов, Е. Е. Лазарев, М. А. Натансон, И. И. Фондаминский, В. М. Чернов. Уже на этом совещании выявился тот основной спектр мнений и разногласий, который породила война в эсеровской среде в целом. Последовательно интернационалистскую позицию отстаивал на совещании один лишь М. А. Натансон. Натансон исходил из следующего положения: трудящиеся не имеют отечества; социалисты даже во время войны не должны забывать о том, что интересы правящих классов и интересы народа остаются противоположными и поэтому социалисты не могут становиться на позицию единства нации. Левоцентристской была точка зрения Чернова, который считал, что царское правительство ведет не оборонительную, а завоевательную войну, защищает не народные, а династические интересы, поэтому социалисты не должны оказывать ему никакой поддержки. Они обязаны выступить против войны, восстановить II Интернационал, стать «третьей силой», которая своим давлением на два империалистических треста, схватившиеся в кровавом поединке, добьется мира без аннексий и контрибуций. Однако ни Натансон, ни тем более Чернов не доходили до ленинской крайности: до лозунгов превращения войны империалистической в войну гражданскую и поражения своего правительства. Большинство участников совещания оказались оборонцами. Если война возникла, рассуждали они, то социалистам надо защищать родину против иноземного империализма. Вредной для национальной обороны признавалась идея антинародного характера войны. Не отрицая политическую борьбу с правительством и во время войны, они вместе с тем подчеркивали, что эта борьба должна вестись методами, не подрывающими непосредственно национальную оборону. Участникам августовского совещания не удалось выработать общую платформу. После него разногласия в эсеровской эмиграции усилились. Вследствие того, что в Заграничной делегации ЦК партии представительство интернационалистов и оборонцев оказалось равным, работа этого единственного в то время общепартийного органа была полностью парализована. Представители интернационалистского течения, левые и лево-центристы М. А. Натансон, Б. Д. Камков, Н. И. Ракитников, В. М. Чернов и др.), первыми приступили к фракционной пропаганде своих взглядов и идейной консолидации своих сторонников. Уже в ноябре 1914 г. они стали издавать в Париже газету «Мысль», которая распространялась в основном среди узкого круга эмигрантов. Лишь единичные ее экземпляры случайно попадали в Россию. В первых номерах газеты была опубликована серия «тезисов» — «Война и капитализм», «Социалистическая оценка войны», «Война и социалистический 'пересмотр'», и «Положение русского социалиста», автором которых был Чернов. В тезисах теоретически обосновывалась позиция эсеров-интернационалистов по комплексу вопросов, касавшихся войны, мира, революции и социализма. Происхождение войны Чернов объяснял прежде всего вступлением капитализма в «национально-империалистическую фазу», на которой он в передовых странах приобрел одностороннее индустриальное развитие. А это, в свою очередь, породило другую ненормальность — односторонний индустриальный, марксистский социализм, который крайне оптимистически оценивал перспективу развития капитализма, недооценивал его отрицательные, разрушительные стороны, связывал полностью судьбу социализма с этой перспективой. Замледелию и деревне марксистский социализм отводил лишь роль придатка торжествующей индустрии. В связи с этим игнорировались те слои трудового населения, которые были вне индустриальной сферы. Марксистский социализм утверждал чисто пролетарскую точку зрения на общественное развитие, проявлял недоверие всякому обобществлению, происходившему не сверху, под руководством капитализма, а снизу, по инициативе самих трудящихся (общинная земельная собственность, кооперация, муниципальное обобществление и т. п.). Этот социализм, считал Чернов, рассматривал капитализм как «друго-врага или вра-го-друга пролетариата», потому что пролетариат был заинтересован в его процветании, в его развитии. Война поставила на карту судьбы капитализма в крупнейших европейских государствах, а следовательно, и судьбу пролетариата этих стран, и поэтому он не мог остаться безучастным к войне. Зависимость роста благосостояния пролетариата от роста капитализма стала главной причиной «массового националистического грехопадения социализма». Однобокий индустриализм современного национально-капиталистического развития, втянувший в войну европейские государства, увлек за собой, по мнению Чернова, и представителей однобокого индустриального социализма, вызвал в последнем кризис и деморализацию. Условия преодоления кризиса ведущему теоретику эсеров виделись только в очищении марксистского социализма от глубоко проникших в него негативных влияний «односторонне-индустриалисткой и национально-империалистической фазы капиталистического развития». К числу таких негативных влияний относилась и идеализация марксистами пролетариата. «Националистическое грехопадение целого ряда социалистических партий,— писала эсеровская «Мысль»,— не вина отдельных вождей», истоки его — в слабых сторонах самого пролетариата. Такого пролетариата, каким рисует его марксистский социализм» в реальной действительности не существует. Есть не один международный пролетариат, спаянный классовой солидарностью, независимый от различий расы, нации, пола, территории, государства, квалификации и уровня жизни, проникнутый непримиримою враждою к существующему строю и ко всем силам гнета и эксплуатации, а много пролетариатов, с рядом частных противоречий в интересах между ними и вместе с тем с определенной относительной солидарностью с господствующими слоями. В итоге делалось заключение, что социалисты не должны делать себе кумира ни из одного трудящегося класса, в том числе пролетариата, а социалистическая партия не может отождествляться с пролетарской партией. Прекратить войну, добиться мира без аннексий и контрибуций, подчеркивал Чернов, можно только объединенными усилиями трудящихся. Отсюда обязанностью каждого социалиста и каждой социалистической партии является объединение разрозненных войной социалистических сил. Руководствуясь этими соображениями, В. М. Чернов и М. А. Натансон участвовали в международных конференциях социалистов-интернационалистов — в Циммервальдской в сентябре 1915 р. и в Кинтальской в апреле 1916 г. Вспоминая о Циммервальдской десятилетие спустя, В. М. Чернов отмечал, что его участники преследовали разные цели. Одни (себя Чернов относил к этой группе) рассматривали его как средство прекратить летаргический сон всего интернационального социализма, растолкать и разбудить его; другие (Ленин и его сторонники) — как средство порвать с ним и основать более узкий, «сектантский Интернационал». Под манифестом Циммервальдской конференции поставил подпись только Натансон (М. Бобров). Чернов после того, как были отклонены его поправки к манифесту в духе эсеровского взгляда на войну и социализм, отказался подписать этот документ. Эсеры-эмигранты, разделявшие оборонческую позицию, издавали в 1915—1916 гг. свои газеты — «За рубежом» и «Новости». Тенденция к новой комбинации освободительных сил, вызванная войной, выразительно проявилась в политике этого эсеровского течения. В то же время» когда происходила Циммервальдская конференция, они организовали в Женеве совещание с русскими социал-демократами-оборонцами. В «Манифесте» этого совещания заявлялось, что «к свободе... нельзя прийти иначе, как идя по пути национальной самообороны». Призыв к защите своего отечества оборонцы обосновывали разными доводами. Они считали, что победа Германии над Россией, во-первых, превратит последнюю в колонию, что затруднит развитие ее производительных сил, а следовательно, и рост сознательности трудящихся, а это в конечном счете отодвинет срок окончательной гибели царизма. Во-вторых, поражение России тяжелее всего скажеться на положении трудящихся, ибо необходимость выплаты контрибуции вызовет увеличение налогов. На основании этих посылок оборонцы делали вывод, что жизненные экономические интересы народа требуют от социалистов деятельного участия в обороне страны. Вместе с тем авторы «Манифеста» заверяли, что их позиция не означает внутреннего мира, примирения на время войны с правительством и буржуазией. Не исключалась и такая возможность, что свержение самодержавия явится предварительным условием и залогом победоносной войны для России. Но в данном случае надо быть «мудрым, как змий», не поддаваться благородному негодованию против угнетателей, помнить, что всякое революционное вспышкопускательство в тылу армии равняется измене. Прежде чем прибегать к стачке, необходимо подумать о том, каковы будут ее последствия, военно-технические, политические и нравственные, не повредит ли она делу обороны страны. Лучшим приложением сил для социалиста называлось деятельное участие во всех общественных организациях, работавших на нужды войны,— военно-промышленных комитетах, земских и городских учреждениях, органах сельского самоуправления, кооперациях и т. п. Чем прочнее социалисты утвердятся в таких организациях, говорилось в «Манифесте», тем легче им будет вести борьбу «за избавление России от ее внутреннего врага». Сторонники «Манифеста» в России призывались к сближению между собой «для дружного служения народу в час переживаемой им смертельной опасности». Рупором оборонческого блока эсеров и социал-демократов была еженедельная газета «Призыв», издававшаяся в Париже с октября 1915 по март 1917 г. Война еще более усугубила кризисное состояние партии эсеров. Почти полностью были прерваны связи с эмиграцией, где находились большинство идеологов и лидеров партии, и до чрезвычайности были затруднены связи между организациями внутри страны. В первые же дни войны были закрыты российские легальные эсеровские печатные органы, выполнявшие в какой-то мере роль идейного и политического общепартийного объединяющего начала. В итоге каждой мало-мальски сохранившейся организации и многим членам партии, оказавшимся вследствие кризиса вне партийных структур, приходилось самостоятельно решать сложнейшие вопросы, вставшие перед российскими социалистами в результате войны. Среди российских эсеров, как и среди эмигрантов, выявились те же те.ч-едия — оборонческое, социал-патриотическое и интернационалистское. При этом оборонческие взгляды и настроения, особенно в первые месяцы войны, были преобладающими. Это было связано главным образом с тем, что народ, в своей основной массе, оценивал войну как войну оборонительную, рассуждая так, что, мол, «ничего не поделаешь, надо воевать». Характерным было и то, что социал-оборончество в целом не перерастало в социал-шовинизм. Его представители не разделяли полностью идею «классового мира», не были сторонниками продолжения войны до победного конца с целью империалистического передела мира и порабощения других народов. Для них главным в войне было отстоять независимость своего отечества и закончить кровавую бойню народов, заключив справедливый мир, без аннексий и контрибуций. По мере того как в ходе войны выявлялась неспособность самодержавия обеспечить эффективную оборону страны, предотвратить хозяйственную разруху и финансовый крах, более решительной становилась позиция социал-оборончества. В июле 1915 г. в Петрограде состоялось нелегальное совещание народников (эсеров, энесов и трудовиков). Его участники заявили, что их организации стремятся к скорейшему воссозданию международной солидарности социалистов в целях прекращения войны. Вместе с тем они подчеркнули, что до того, как это будет достигнуто, участие социалистов в обороне страны является неизбежным. Признавалось также, что социалисты должны добиваться от своих правительств отказа от завоевательных целей войны, от принудительного присоединения захваченных земель. Отметив, что самодержавие оказалось неспособным защитить страну и довело ее до полного расстройства, участники совещания считали, что «наступил момент для борьбы за решительное изменение системы государственного управления». Лозунгами этой борьбы должны были стать: амнистия всех пострадавших за политические и религиозные убеждения, осуществление гражданских и политических свобод, немедленное уравнение перед законом всех граждан без различия национальности и вероисповедания, демократизация государственного строя сверху донизу, полная свобода профессиональных, кооперативных и других трудовых организаций, справедливое распределение налогов между всеми классами населения. В отношении Государственной думы говорилось, что она бессильна вывести страну из кризиса, но до созыва «истинного народного представительства» ее трибуной надо пользоваться в целях организации народных сил. Выразительницей принятых на июльском совещании решений с трибуны Государственной думы должна была стать Трудовая группа, лидером которой был А. Ф. Керенский — инициатор и главная фигура на этом совещании. Петроградское совещание призвало всех народников к объединению на выработанной им платформе. Этот призыв был встречен сочувственно не только в России, но и за границей. Оборонческий «Призыв» приветствовал идею защиты страны, а черновская газета «Жизнь» — стремление к восстановлению международной солидарности социалистов в целях прекращения войны, признание необходимости борьбы за решительное изменение государственного управления Россией. Однако каких-либо практических результатов этот призыв к объединению не имел. Идейная и тактическая разноголосица, организационная раздробленность сохранялись среди эсеров и после совещания. Оборонческие взгляды и настроения в 1915—1916 гг. выражали в Петербурге легальные журналы «Народная мысль», в котором сотрудничали П. А. Сорокин, Н. Д. Кондратьев, А. А. Гизетги и ряд других эсеровских публицистов; «Ежемесячный журнал», издававшийся В. С. Миролюбовым; журнал «Северные записки». Характерная для рабочих-эсеров крайняя неустойчивость и даже противоречивость во взглядах выразительно проявилась в их позиции на выборах в Петербурге рабочей группы Военно-промышленного комитета и на заседаниях этой группы. На первых выборах рабочие-эсеры блокировались с большевиками и способствовали победе их резолюции об отказе рабочих участвовать в ВПК; а на повторных выборах они голосовали уже за участие в нем, обусловив это тем, что рабочие, избранные в ВПК, должны добиваться созыва рабочего съезда или создания Совета рабочих депутатов. Большой разнобой имелся и в выступлениях эсеровских представителей на заседаниях рабочей группы ВПК: в одних из них критиковалось пораженчество большевиков; в других — содержались призывы к обороне и коалиции с буржуазией, выступавшей против царизма; в третьих — выражалась солидарность с циммервальдским манифестом. Идеи левых эсеров-интернационалистов в начале войны не пользовались сколь-нибудь заметным влиянием, но по мере ухудшения внешнего и внутреннего положения страны, нарастания политического кризиса, они находили все больше своих сторонников. Так, в январе 1916 г. Петроградский комитет партии эсеров выработал тезисы, в которых говорилось, что «главной задачей дня является организация трудящихся классов для революционного переворота, ибо только при захвате ими власти ликвидация войны и всех ее последствий будет проведена в интересах трудовой демократии». К этим тезисам присоединились петроградский студенческий комитет партии эсеров, петроградская инициативная издательская комиссия и провинциальная инициативная группа. Война губительно сказалась на организационной структуре партии эсеров. По свидетельству В. М. Зензинова, за все годы войны «почти нигде не существовало организаций партии эсеров, все попытки в этом направлении пресекались в самом начале и серьезного характера не имели». Чиновник Министерства внутренних дел, ревизовавший в декабре 1915 г. московское охранное отделение, отмечал, что в Москве сведений об эсеровских комитетах и кружках не имеется. В провинции заявляли о себе эсеровские организации в Ярославле, Харькове и Иркутске, но слабо и кратковременно. В целом же Департамент полиции не преувеличивал, констатируя в конце 1916 г.: «Что касается партии социалистов-революционеров... таковой в России не существует». Однако констатация эта справедлива лишь в отношении факта развала организационной структуры партии эсеров, идеи же их продолжали сохранять силу и значение. ПОСЛЕ ФЕВРАЛЯ Февральская революция застигла эсеров врасплох и в довольно распыленном состоянии. Они не были ее организаторами и вождями, но многие из них были захвачены вихрем событий и вместе с поднявшимися на борьбу народными массами, членами других социалистических партий и представителями радикально настроенной общественности приняли активное участие в революции. Так, в Петрограде энергично действовали эсеры-рабочие во главе с левым эсером П. А. Александровичем. Вместе с большевиками и меньшевиками эсеры входили в инициативные группы, поднимавшие массы на борьбу в Сормово, Астрахани и Якутске. Фактически повсеместно их представители участвовали в организации органов новой власти. Член ЦК партии Зензинов и Александрович вместе с другими представителями демократической общественности Петрограда обратились к населению с призывом произвести выборы в Совет рабочих депутатов. В первый состав исполкома Совета были избраны Александрович и бывший трудовик, быстро перекрасившийся в эсера, А. Ф. Керенский. В числе представителей от социалистических партий в состав исполкома вошли В. М. Зензинов и Н. С. Русанов. Керенский был избран товарищем председателя Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов и одновременно занял пост министра юстиции во Временном правительстве. Подобная картина наблюдалась и в местных органах новой власти. Эсеры возглавили комитет общественного порядка в Новониколаевске и комитет общественной безопасности в Красноярске. Значительным было их представительство и влияние во многих других таких же органах власти и в местных Советах. Эсер В. И. Чижевский был избран председателем Уфимского Совета рабочих депутатов. Особенно популярны эсеры стали среди солдат, они были избраны председателями солдатских Советов в Москве, Нижнем Новгороде, Царицыне, Иркутске и в ряде других городов. Революция коренным образом изменила условия деятельности и общественное положение партии эсеров. Из едва проявлявшей признаки жизни, конспиративной, постоянно преследуемой, оказывавшей слабое влияние на политическую жизнь страны, она стала одной из правящих политических партий. В связи с этим внесены были корректировки в ее стратегию и тактику. Изменились численность, состав, организационная структура партии. Организационное возрождение партии началось уже в ходе революции. Партийные ячейки составлялись, как правило, из немногих сохранившихся в подполье эсеров и возвращавшихся в партию «бывших эсеров», покинувших партию в межреволюционный период. В течение двух послереволюционных месяцев из ссылки и эмиграции вернулись лидеры партии: 18 марта в Петроград из Иркутска прибыл А. Р. Гоц, возглавивший фракцию эсеров в Петроградском Совете рабочих и солдатских депутатов, затем во ВЦИКе; 8 апреля в Петрограде была торжественно встречена большая группа эсеров, прибывшая из эмиграции через Англию,— В. М. Чернов, Н. Д. Авксентьев, Л. А. Аргунов, И. И. Бунакой (И. Фондаминский) и др. По темпам организационной деятельности эсеры опережали другие социалистические партии. 2 марта состоялась их конференция в Петрограде, избравшая гпоодской комитет, который до III съезда партии ло принято решение. В первых числах марта создали свою партийную группу красноярские эсеры. К середине марта в городе были организованы уже четыре районных комитета и бюро по созданию Крестьянского союза в губернии. В целях привлечения в ряды партии «сочувствующих» было решено открыть партийный клуб. Большое внимание было уделено прессе, налажено издание еженедельного партийного бюллетеня и партийной газеты для крестьян. Известный эсеровский публицист Е. Е. Колосов стал редактором ежедневной демократической газеты «Наш голос». На одном из первых собраний организации решено было открыть свободный доступ в нее новых членов. В результате в течение месяца красноярская организация эсеров выросла на 400 членов. Подобным образом развивалась ситуация в Саратове. Революция застала местную организацию дезорганизованной. Эсеры обладали влиянием лишь в кооперации. В связи с этим в первые дни революции их «почти не было видно на общественной арене». Представителей эсеров не оказалось в общественном городском комитете, было мало в Совете рабочих депутатов. Им удалось занять влиятельное положение только в местной военной организации. Эсеры, руководимые одним из крупнейших деятелей партии Н. И. Ракитниковым, решили действовать снизу, завоевать сначала на свою сторону массы, прежде всего крестьянство. В течение недели они организовали газету «Земля и воля», тираж которой вскоре превысил 25 тыс. экземпляров, открыли свободную запись в партию, создали группы — военную, крестьянскую и рабочую. «И уже через месяц,— говорил Ракитников на конференции саратовских эсеров,— массы выдвинули нас вперед... Саратовский уезд был завоеван не сверху, а законным демократическим голосованием крестьянских депутатов от всех волостей. Уездный исполнительный комитет состоит почти сплошь из соц.-рев., уездный комиссар — с.-р., уездная земская управа почти сплошь с.-р.». В первые послереволюционные месяцы ни одна из российских политических партий не росла так стремительно, как партия эсеров. Уже ко времени III съезда партии конец мая 1917 г.) ее численность достигала нескольких сот тысяч человек. На начало августа в партии было 436 организаций — 312 комитетов и 124 группы. Широко была поставлена печатная пропаганда и агитация. Тиражом до 300 тыс. экз. выходила ежедневная общепартийная газета «Дело народа». В 1917 г. в России издавалось около сотни различных эсеровских периодических изданий. Эсеровские издательства (московское «Земля и воля», возглавлявшееся Е. К. Брешковской, и петроградские — официальное издательство ЦК, руководимое А. Д. Высоцким, и издательство «Революционная мысль») огромными тиражами выпускались. По сведениям различных источников, ее наибольшая численность в 1917 г. составляла около одного миллиона. Агитационную и пропагандистскую литературу, прежде всего популярные брошюры по программным вопросам, вопросам государственного устройства, войны и мира, земельному, правовым, национальному, рабочему и др. Подчеркивая значение подобной литературы, Бреш-ковская говорила, что она необходима для того, чтобы с программой партии хорошо ознакомились «все совершеннолетние граждане» и смогли принять «достойное участие» в Учредительном собрании. Получить большинство в Учредительном собрании и мирным демократическим путем реализовать свою программу — в этом состояла стратегическая цель эсеров в 1917 г. Организационное восстановление партии завершил III съезд эсеров 25 мая - 4 июня 1917 г.). На съезде был избран ЦК в составе 20 человек и выработана официальная позиция партии по таким коренным вопросам, как отношение к Временному правительству, войне и миру, аграрному, рабочему и ряду других. Решения съезда оказались временным компромиссом между левым и правым течениями партии, достигнутым усилиями центристски настроенных ее лидеров. Разногласия в рядах эсеров имелись и по главному вопросу революции — вопросу о власти. Так, один из лидеров левых эсеров П. А. Александрович (Дмитриевский) вместе с межрайонцем К. К. Юреневым был автором появившейся 1 марта листовки с призывом к рабочим и солдатам не оказывать доверия Временному правительству, брать власть в свои руки. В то же время правоцентристски настроенный В. М. Зензинов, возглавивший сначала ПК, затем ЦК партии, был одним из немногих представителей левой общественности, которые горячо поддержали А. Ф. Керенского в его намерении войти в состав Временного правительства вопреки решению исполкома Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов. Состоявшаяся 2 марта I петроградская конференция эсеров заявила о поддержке Временного правительства и одобрила поступок Керенского. Происходившая через месяц, в начале апреля, II петроградская конференция фактически дезавуировала решение I конференции, отнесясь отрицательно к вопросу о какой-либо форме коалиции с Временным правительством. Однако не прошло и двух недель, как эсеровская позиция вновь изменилась под влиянием первого революционного кризиса власти, вызванного нотой П. Н. Милюкова к союзникам с заверениями в том, что Россия намерена довести войну до решительного конца и будет блюсти свои союзнические обязательства. Было признано полезным и необходимым вступление социалистов о Временное правительство — таким образом эсеры солидаризировались в этом вопросе с изменившимся решением Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов. За коалиционное Временное правительство высказался и III съезд партии. В принятой съездом резолюции «Об отношении к Временному правительству» говорилось, что основными политическими задачами момента являются реорганизация местной власти на началах «органического народовластия» и подготовка выборов в Учредительное собрание. Съезд категорически высказался против любых авантюристических попыток захвата власти в центре и на местах. Во-первых, создание коалиционного правительства оценивалось как свидетельство роста сил трудовой демократии. Свое нежелание брать власть целиком в свои руки эсеры обосновывали не тем, что революция была буржуазной и власть должна находиться в руках буржуазии (революцию они считали вышедшей из обычной буржуазной колеи, народно-трудовой), а прежде всего тем, что демократия еще слаба и малоорганизована. После революции она была способна, по их мнению, лишь на то, чтобы оказывать давление на правительство и контролировать его извне и частично изнутри. В этом смысле персонально роль отводилась Керенскому, вошедшему в правительство в качестве «заложника демократии». Во-вторых, Временное коалиционное правительство рассматривалось в качестве одной из главных предпосылок и средств избежать сползания страны в пучину кровавой гражданской войны. В-третьих, с помощью этого правительства предполагалось согласованными усилиями всех классов и сословий решить такие общенациональные задачи, как преодоление хозяйственной разрухи и достойный выход страны из войны. Резолюция съезда оптимистически заявляла, что, следуя политике коалиции, партия «совместит двуединую задачу: участие в строительстве настоящего и подготовление грядущего и тем подготовит свое торжество в Учредительном собрании, завершая одновременно великую международную задачу русской революции — ускорение ликвидации войны». Представители партии эсеров участвовали в трех составах коалиционного правительства; в первом: А. Ф. Керенский — военный и морской министр, В. М. Чернов — министр земледелия; во-втором: А.ф. Керенский — министр-председатель, В.М. Чернов — министр земледелия, Н. Д. Авксентьев — министр внутренних дел; в-третьем: А. ф. Керенский и С. Л. Маслов — министр земледелия. Известно, что надежды сторонников коалиционной политики не оправдались. В партии эсеров после корниловского выступления стали высказываться сомнения в целесообразности ее продолжения, выразителем этого настроения в ЦК являлся В. М. Чернов. Он высказывался за создание однородного социалистического правительства, но большинство ЦК с ним не согласилось. Сразу же после Февральской революции эсеры заявили, что они поддерживают как Временное правительство, так и Совет рабочих и солдатских депутатов. Они призывали к созданию Советов на местах, сами активно участвовали в этом деле. Однако эсеры не рассматривали Советы как органы власти, как органы государственного управления. Для них главным органом государственного управления страной являлось Временное правительство — в нем они видели то орудие, которое дала история «для продолжения переворота и закрепления основных свобод и демократических принципов». Предназначение же Совета — быть «связующим центром народных и социалистических сил», которые были двигателями революции, органом, подталкивающим Временное правительство по пути реформ, контролирующим его деятельность. Таким образом, по эсеровским представлениям, вопроса о двоевластии не существовало. «Властью является в данный момент Временное правительство»,—писала в передовой статье в конце марта 1917 г. эсеровская газета «Дело народа». Согласно эсеровской концепции, окончательно государственное устройство России должно было определить Учредительное собрание. Сами эсеры были сторонниками демократической республики и рассчитывали на то, что и Учредительное собрание изберет эту форму государственного устройства. Каковы же должны были быть место и роль Советов в демократической республике? Отвечая на этот вопрос, газета «Дело народа» в передовой статье «Советы и Учредительное собрание» писала б октября 1917 г.: в капиталистическом строе, в ко-гором придется пока жить, «республика Советов может быть лишь классовой организацией трудящихся масс, могущей и долженствующей иметь огромный вес в политической и экономической жизни страны, но не являющейся составным элементом государственной организации демократической республики». Существование Советов во время работы Учредительного собрания признавалось полезным и даже необходимым, ибо как мощные организации рабочих и крестьян они обеспечат проведение в жизнь его решений, явятся твердой гарантией того, что они будут осуществлены демократическим путем и с соблюдением социальной справедливости. Из этой мотивированной посылки вытекало отрицательное отношение партии эсеров к лозунгу «Вся власть Советам!». Будучи, по их мнению, органами идейно-политического руководства рабочих классов, «часовыми революционных завоеваний народа». Советы в качестве института власти «совершенно не приспособлены к будничной работе». Если же попы-гаться навязать несвойственные им функции государственного управления страной, то вместо реальной работы они ограничатся принятием митинговых резолюций и будут «совать нос не в свое дело», дестабилизируя обстановку, сея «хаос и неразбериху». Эсеры считали, что реальной властью на местах должны стать органы местного самоуправления: городские думы, волостные, уездные и губернские земства, избранные демократическим путем. Свою задачу эсеры прежде всего видели в том, чтобы, завоевав большинство в этих органах, обеспечить себе победу и на выборах в Учредительное собрание. В целом эта задача эсерами решалась успешно. На выборах в городские думы, происходивших в августе, эсеры в большинстве городов шли в блоке с меньшевиками. Лишь в 46 городах они выступали самостоятельно, в том числе в 37 с населением свыше 20 000 жителей. В этих 37 городах было избрано гласных от эсеров 44%, а от социал-демократов (меньшевиков и большевиков) —20%. В 14 из 37 городов, в том числе Москве, Иркутске, Омске, Оренбурге, Екатеринбурге, Тамбове, эсеры получили абсолютное большинство мест в думах, а в 29 городах обеспечили себе самые многочисленные думские фракции. Итоги выборов имели большое политическое значение. С одной стороны, они прибавили оптимизма эсерам, укрепили их ставку на Учредительное собрание, а с другой — стали серьезным предупреждением для большевиков. Одним из главных факторов, определявших развитие событий в России в 1917 г. и влиявших на позиции политических партий, была продолжавшаяся война. Эсеры прекрасно понимали, что если революция не покончит с войной, то война покончит с революцией. В связи с этим эсеры выдвигали лозунг «демократический мир всему миру», который и определял их внешнеполитическую позицию. Эсеровские теоретики рассматривали революционную Россию в качестве форпоста, цитадели той «третьей силы», которая призвана была положить конец войне. Именно этим определялись и основные направления деятельности эсеров вовне: борьба с империализмом воюющих стран, восстановление Интернационала; внутри — защита и всемерное укрепление завоеваний революции. Принятая III съездом резолюция «Об отношении к войне» призывала народы воюющих стран заставить свои правительства отказаться от захватнических стремлений, взять дело мира в свои руки; одновременно заявлялось, что русская демократия не желала и не желает никаких захватов. Ближайшими задачами момента намечались: содействие скорейшему воссозданию революционного Интернационала и созыву международного социалистического съезда для восстановления международной солидарности трудящихся, выработки окончательных условий мира и мер к проведению их в жизнь; требование от Временного правительства принятия мер к пересмотру и ликвидации тайных договоров, заключенных царским правительством и союзными державами. Одновременно в резолюции говорилось, что осуществление названных задач возможно лишь в международном масштабе объединенными усилиями трудовых масс всех воюющих стран; в ней категорически отвергались сепаратный мир и перемирие. Пока же война продолжается, необходимы сохранение «стратегического единства фронта с союзниками», приведение армии в полную боевую готовность, превращение ее в силу, способную «к активным операциям во имя осуществления задач русской революции и ее международной политики». В связи с этим указывалось на недопустимость внесения в армию «демагогической проповеди отказа от всякого движения вперед из окопов и неповиновения распоряжениям революционного правительства». ЦК эсеров предпринимал ряд конкретных шагов по исполнению решений III съезда партии. В частности, член ЦК Н. С. Русанов находился в составе делегации русских социалистов, совершивших в июне-сентябре 1917 г. поездку по западным странам с целью созыва международной социалистической конференции в Стокгольме. Из-за резкого противодействия со стороны английского и французского правительств эта поездка не имела практических последствий. Эсеры активно выступали за участие представителей русской революционной демократии в намечавшейся на конец сентября конференции союзников в Париже (от эсеров на эту конференцию планировалось сначала послать Н. Д. Авксентьева, но затем соответствующие полномочия были переданы социал-демократу М. И. Скобелеву) ^Выступая в Совете республики, эсеры неоднократно критиковали Временное правительство за то, что оно не пересматривает политические договоры, заключенные царским правительством с союзниками. 20 октября 1917 г. В. М. Чернов от имени фракции эсеров указал на необходимость уничтожения секретной дипломатии и тайных договоров. Одновременно он протестовал против сепаратного мира. Вonpoc об отношении к войне был одним из основных пунктов разногласий в партии эсеров. Представители левого крыла упрекали сторонников центризма в оборонческой фразеологии, считая, что война по-прежнему является империалистической. И пока союзники России не откажутся от завоевательной политики, русская демократия, участвуя в войне, защищает интересы англо-французской буржуазии. Чтобы покончить с войной, считали они, нужно не скрываться за оборонческими формулами, а перенести революционное движение во все страны, зажечь в них тот «мировой пожар», в котором «сгорело бы современное буржуазное общество и создалось социалистическое». Правые же эсеры требовали от ЦК большей активности в поддержке войны, сохранения верности союзникам, призывали «порвать с циммервальдизмом, пораженчеством и большевизмом».' Камнем преткновения для эсеров оказался аграрный вопрос, программная постановка которого обеспечивала эсерам популярность среди народа и являлась национальной особенностью эсеровского социализма. III съезд партии подтвердил, что она остается верной своему требованию уничтожения частной собственности на землю, перехода ее в общенародное достояние без выкупа при уравнительном трудовом пользовании ею. Съезд также подчеркнул, что закон о земле, который незыблемо устанавливал бы эти принципы, должен быть принят Учредительным собранием. Впредь до этого признавалось необходимым: передать все земли в ведение земельных комитетов, они должны были заботиться о поддержании на надлежащем уровне сельскохозяйственного производства, о развитии общественной и артельной обработки земли и о возможно равномерном и правильном распределении ее между отдельными трудовыми хозяйствами; произвести учет всего живого и мертвого инвентаря в целях наилучшего использования его; преобразовать земельные комитеты на демократических началах и т. д. В свое время большевики, затем советская историография нередко конкретную тактику эсеров в земельном вопросе отождествляли с аграрной политикой Временного правительства; изображали ее таким образом, будто она сводилась к призывам ждать решения аграрно-кре-стьянского вопроса Учредительным собранием. В действительности же эсеры, в преддверии окончательного решения аграрного вопроса Учредительным собранием, принимали целый ряд шагов для выполнения намеченных III съездом мер. Так, они активно участвовали в организации Советов крестьянских депутатов и земельных комитетов. Дважды, 29 июня и 19 октября 1917 г., министрами земледелия Черновым и Масловым предлагался Временному правительству законопроект о передаче земель в ведение земельных комитетов, но он так и не был окончательно принят. Еще в марте эсерами был внесен закон о прекращении земельных сделок, который был утвержден правительством лишь в июле. Долго в правительственных канцеляриях пролежали эсеровские законопроекты «Об уборке сенокосов и урожая». Они были утверждены с большим опозданием, когда сенокос уже был завершен и заканчивалась уборка урожая. Не был рассмотрен правительством и законопроект, определявший полномочия земельных комитетов. «Решительно каждая мера,— писал Чернов в «Деле народа» 30 сентября,— направленная к вмешательству в старые неограниченные прерогативы собственников, натыкалась на ожесточенную оппозицию и вне и внутри коалиционного правительства». В буржуазной прессе шла повседневная травля Министерства земледелия. Министерство юстиции грозило его руководителям привлечением к судебной ответственности за то, что они якобы поощряли явочные действия земельных комитетов. Позиция и тактика партии эсеров расходились с политикой Временного правительства не только в земельном, но и по другим социально-экономическим вопросам, затрагивавшим непосредственные интересы широких народных масс. III съезд партии определенно высказался за политику регулирования производства, за контроль правительства над внешней и внутренней торговлей, над финансами. Только самое широкое привлечение органов демократии к делу контроля и регулирования производства и распределения может, считала эсеровская газета «Дело народа», обеспечить успех в борьбе с разрухой. Эсеры были сторонниками установления твердых цен на хлеб, правда, с оговоркой, что этим ценам должны предшествовать твердые цены на промышленные товары. Одобрительно относились эсеры к плану «смешанной экономики», предложенному Советом рабочих и солдатских депутатов Временному правительству. Этот план предусматривал комбинацию государственных монополий со свободным или принудительным трестированием и осторожно направляемой центральным экономическим комитетом частной инициативой. Все это должно было происходить в условиях регулируемого распределения сырья, при контроле правительства над кредитами, сделками с иностранной валютой, эмиссиями акций и облигаций, себестоимостью и ценообразованием. Однако этот план был враждебно встречен «министрами-капиталистами» и в итоге, как и ряд эсеровских законопроектов по земельному вопросу, остался лежать под сукном. Малоэффективность коалиционной политики как инструмента для радикальных преобразований, способных сохранить доверие масс, с каждым днем становилась все более очевидной. Однако большинство эсеровского руководства. упорно придерживалось этой политики. Оно горячо поддержало Государственное, и Демократическое совещания, имевшие целью расширить и укрепить социальную базу коалиции. Один из проводников этой политики в партии эсеров — А. Р. Гоц считал, что надо не сокращать, а расширять свою политическую базу, «не отступаться от коалиции, а обеими руками за нее держаться». Эсеры, разделявшие подобные взгляды, перед лицом усиливавшихся хозяйственной разрухи, финансового и продовольственного кризисов, в условиях продолжавшейся войны не видели альтернативы этой политике. Они были уверены в том, что последовать требованиям большевиков и тяготевших к ним элементов в своей партии, «очиститься» от министров-капиталистов» в правительстве — это значит остаться без союзников и вследствие этого или «скатиться» большевикам «прямо в пасть», или расчистить дорогу военной диктатуре, генералу на белом коне, 'Характерным для эсеровского руководства было то, что оно в 1917 г. явно страдало таком, в целом не свойственной политическим партиям болезнью, как боязнь власти. На 7-м Совете партии, происходившем в начале августа, один из лидеров левого крыла партии М. А. Спиридонова предлагала установить в стране единовластие партии эсеров, как наиболее многочисленной и влиятельной, но это предложение не нашло поддержки. Эсеровское слабоволие в вопросе о власти не было случайностью, оно имело корни в их теории революции и социализма, которая предусматривала не захват власти, а постепенное, демократическим путем отстранение от нее буржуазных партий. Не последнюю роль играли представления эсеров о том, что вопросы обороны страны, преодоления экономической разрухи могут быть решены успешно лишь усилиями всех классов и слоев общества; они также отчетливо понимали, что управление государством требует специальных знаний, умений, опыта, которых у партии пока не было, Сказывалось и благоговение эсеров перед Учредительным собранием, которое должно было решить окончательно вопрос о власти. В своем выступлении на I Всероссийском съезде Советов рабочих и солдатских депутатов Чернов, явно отвечая на известную реплику Ленина, что большевики готовы взять власть, заявил: «Как можно говорить о полном захвате власти, когда через четыре, много, пять месяцев соберется Учредительное собрание? А до этого надо организовать власть на местах». Эсеров питала также надежда на то, что коалиционная власть сможет удержать страну от гражданской войны. Однако эта власть, как известно, топталась на месте. Казалось бы, что эсеры, как самая многочисленная и влиятельная партия коалиции, могли бы оказать надлежащее давление на коалиционную власть, вывести ее из тупика. Но они этого так и не смогли сделать: у них не оказалось для этого достаточно ни воли, ни решимости. ,'Революция так и не излечила эсеровскую партию от разногласий. Более того, по мере осложнения обстановки в стране и разбухания партии (нередко за счет элементов со слабым представлением о ее идеологии, программе и тактике) разногласия в ней усиливались. С прибытием эсеровских лидеров из ссылки и эмиграции разногласия в партии накалились до предела и в конечном счете привели ее к расколу. Первый шаг к этому был сделан представителями правого крыла партии. Лидеры правых, П. А. Сорокин и А. И. Гуковский, недовольные решениями II петроградской конференции, в начале апреля вышли из состава комитета этой организации и редакции «Дело народа». Вместе с рядом других видных деятелей партии они стали издавать газету «Воля народа», ставшую рупором правых настроений в эсеровской среде. На III съезде представители левого крыла составляли группу в 50— 60 человек, настроенных весьма решительно. 10—12 человек были откровенно правыми. Остальные участники съезда (от /з до /4 его делегатов) заняли центристскую позицию. Чтобы избежать раскола, съезд вынужден был принять резолюции компромиссного характера и избрать в ЦК представителей всех течений. После съезда ЦК всячески старался сохранить целостность партии, однако его усилия были малорезультативными. Как свидетельствовал Чернов на IV съезде партии (ноябрь 1917 г.), уже задолго до формального раскола существовала «не одна партия, а по меньшей мере три партии. И фактически существовало три центральных комитета». Характерно, что в первые месяцы после III съезда, когда инерция революции еще была сильной, а в самой партии преобладали левоцентристские настроения, стремились обособиться правые эсеры. Когда же радикальные преобразования в стране утратили свой темп, а партия стала увязать в коалиционной политике «толчения воды в ступе», к организационной консолидации своих сторонников приступили левые эсеры. Расхождение центрального руководства с левыми довольно резко выявилось на 7-м Совете партии, когда последние в своем проекте резолюции потребовали «немедленного перемирия на всех фронтах». С этого времени левые эсеры перестали подчиняться партийной дисциплине и на всех последующих форумах стали выступать обособленно. Осенью 1917 г. кризис в партии достиг своего апогея. Правые эсеры образовали «Организационный совет Петроградской группы партии социалистов-революционеров». 16 сентября в «Воле народа» он опубликовал воззвание, в котором обвинял ЦК в пораженчестве и призывал своих сторонников организовываться на местах и готовиться, быть может, к отдельному съезду. Вразрез с решением 7-го Совета партии правые эсеры постановили выставить на выборах в Учредительное собрание в ряде губерний свои собственные списки депутатов. Рассыпанную храмину представляла собой партия на Демократическом совещании. Руководство вынуждено было выдать карт-бланш на выступления представителям от всех групп и кружков, имевшихся в их фракции на этом совещании. Не удовлетворившись этим, левые эсеры вышли из общепартийной фракции, создали в Совете Республики свою фракцию. Усиливались разногласия и в ЦК партии. Особого накала они достигли в период правительственного кризиса, вызванного корниловским мятежом. Лидер правого центра Н. Д, Авксентьев открыто выступил в защиту продолжения политики коалиции с кадетами и солидаризировался с правым крылом партии. Возглавивший левый центр В. М. Чернов считал, что политика коалиции далее немыслима, ибо ее продолжение чревато окончательной дискредитацией партии в массах. Заседание ЦК, состоявшееся 24 сентября, семью голосами при семи воздержавшихся одобрило линию Авксентьева и примкнувшего к нему А. Р. Гоца. В этот критический для партии эсеров момент особенно проявилась слабость Чернова как политического лидера. Бесспорно, он сыграл исключительную роль в истории партии эсеров, ему принадлежит заслуга разработки ее идеологии. Он был талантливым литератором, блестящим полемистом, мастером вырабатывать резолюции, предотвращавшие обострение партийных разногласий. Но Чернов никогда не играл в партии роль организационного центра, подобно Ленину в партии большевиков. В отличие от последнего у лидера эсеров не было достаточной твердости, устойчивости, последовательности, решительности и напористости в отстаивании своей линии в политике. Мягкий и уступчивый по характеру, он чаще всего предпочитал тактику умывания рук. Так он поступил, тихо оставил пост министра земледелия,/не добившись от Временного правительства принятия целого ряда аграрных законопроектов. |